Интересно, на кого были бы похожи наши с Николасом дети? Какого цвета у них были бы волосы? А глаза?

Светлейший, я что, уже думаю о детях?

Витаю в своих розовых облаках и забываю постучать. Просто распахиваю дверь и замираю на месте, когда жестокая реальность острейшим клинком входит туда, где только что трепетало наивное сердечко. А сейчас оно замирает. Жизнь останавливается. Всё вокруг умирает – цвета, радости, краски. Холод пробирается по спине, сковывает внутренности. Я заживо погибаю.

Шилава Друар в объятиях Николаса, у него на коленях, его рука на её бедре. Шилава изящно изгибается, её глаза блестят – в них читается предвкушение, желание, и что-то ещё, мне неведомое. Мой муж смотрит на неё так, словно мир вокруг него больше не существует. На меня он так никогда не смотрел.

Они оба поворачивают головы. Лиловые губы Шилавы искажают досада и злость. Николас сужает глаза и интересуется, как ни в чём ни бывало:

– Стучать тебя не учили?

Несколько раз моргаю, перевожу взгляд на листы пергамента, разбросанные по столу. Смотрю куда угодно, лишь бы не на них!

– Простите, – брякаю рефлекторно, прежде, чем успеваю подумать.

До боли прикусываю язык, досадую на себя саму – как так вышло, что лапает чужую тётку Николас, а извиняюсь при этом я?

Что за неведомая сверхспособность у Драквуда делать меня виноватой даже тогда, когда косячит он сам?!

Злость и досада помогают хотя бы немного прийти в себя. Я здесь явно лишняя. Отступаю назад.

– Как видите, молодёжь вконец распустилась, господин ректор, – томно и с хрипотцой тянет Шилава. – Ни воспитания, ни манер. Прежний ректор слишком многое им позволял. Как же я рада, что вместо него сейчас вы. Пожалуй, я внесу свой скромный вклад и проучу нахалку за дерзость, если позволите?

Медлю на пороге. Это она обо мне?! Совсем очумела?! Сжимаю левую руку в кулак.

– Нет. – Отрывисто бросает Николас, а после ссаживает явно раздосадованную женщину со своих колен. – С адепткой Драквуд я разберусь сам.

Уже почти выбралась из кабинета, но Николас вдруг пригвождает меня к полу тяжёлым взглядом:

– Останься, Киана, – цедит каждое слово.

Ну, всё, на этот раз сбежать не вышло. Снова переступаю порог. Обхватываю себя руками за плечи, как если бы мне было холодно. Сжимаюсь вся возле спасительной двери, к которой Николас ведёт Шилаву, заботливо придерживая ту за локоток.

– До вечера, – разбираю его тихое обещание, не предназначенное для моих ушей и адресованное другой.

Цокот копыт магистра Друар стихает за запертой дверью.

Мы остаёмся вдвоём. Смотрю в пол, на мыски своих коричневых туфелек. Меня знобит.

15. 4.1

Николас проходит мимо, размашисто пересекает кабинет, упирается руками в подоконник, смотрит вдаль. На меня – ноль внимания.

Я только недавно призналась ему в своих чувствах, а он тут же зажимается с другой. Нет, это конец, на этот раз точно. Я всё правильно сделала, что подала новое прошение о разводе. Сохраню остатки гордости, не устраивая сцен.

– Я запретил тебе покидать академию, – чеканит Николас, по-прежнему глядя в окно. – Так?

Не этого вопроса я ожидала.

– Э-э-э… – отчаянно пытаюсь сообразить, к чему он клонит.

– Отвечай! – рявкает грубо. – Так?

– Да, – подтверждаю эхом. Смысл спорить?

Странное чувство – общаться с его широкой, сейчас чуть сгорбленной над подоконником, спиной и затылком. Переступаю с ноги на ногу, жамкаю юбку. Николас удовлетворённо кивает и продолжает:

– Так. Я запретил тебе покидать академию, а ты была в Императорском дворце.

– Я не…

– Была. Тебя там видели, Киана. Бессмысленно отпираться. И, представь, я даже догадываюсь,