Если Андрей Николаевич зол, то все его окружение безотчетно напрягается. Но если у него доброе расположение духа, как сейчас, то и остальным дышать становится легче.

Отец Риты заканчивает разговор и, откинувшись поудобнее, вдруг вытягивает свою руку на спинку сиденья прямо за моей головой, как будто подыгрывая тому, о чем я думала несколько минут назад.

— Хорошие новости? — спрашиваю, чтобы не молчать.

— Да…

Бельский снова утыкается в смартфон, а руку не убирает.

Я же перестаю обманываться фантазиями. Сегодня они особенно странные, я немножко сама от себя в шоке.

Просто прокручиваю в голове момент, когда Бельский открывал для меня дверцу машины. Это был вежливый жест, но с учетом того, от какого именно человека он исходил, это заиграло в моем восприятии яркими красками.

Мне муж-то не всегда открывал, а если и открывал, казался едва ли не Джеймсом Бондом, а здесь сам Бельский.

Вроде бы небыстрый путь для меня пролетает мгновенно.

И вот мы уже сворачиваем с трассы в отдаленный от городской суеты частный сектор с дивными особняками и ухоженными придомовыми территориями.

Я снова смотрю в окно, любуясь пейзажами. Столько лет живу в городе, но в этом месте бываю впервые. Мы двигаемся ближе к окраине.

Когда внедорожник останавливается, я не дожидаюсь того, чтобы Андрей Николаевич снова за мной поухаживал, а сама безропотно выхожу на улицу. Не барыня.

— Я был непритязательным при выборе особняка, — поясняет Бельский. — Купил первый, что показался более-менее годным.

— Дом бесподобный, — искренне отвечаю я.

Фасад из темно-серого камня, на черной крыше остроконечные мансарды с балконами.

Особняк мог показаться мрачноватым, но его искусно разбавляют витражные красочные окна первого этажа. Интересное решение, если гулять во дворе, то невозможно подглядеть, что происходит в доме.

А вот на втором этаже окна прозрачные и панорамные, наверное, служащие источником дополнительного верхнего света для первого этажа. И вокруг высокие сосны, растущие полукругом возле дома.

— Хочешь посмотреть, как там внутри? — звучит над моим ухом голос Бельского.

— Да, очень любопытно.

Пройдя немного вперед мужчины, я задираю лицо и рассматриваю зеленые кроны под пышными снежными шапками.

Наступаю на наледь, нога предательски скользит, но меня успевает подстраховать Андрей Николаевич.

— Все в порядке? — интересуется, когда я падаю в его руки.

Ох… теперь у меня еще больше закружилась голова… То ли от глубокого глотка чистейшего воздуха, то ли от того, что я в руках Андрея Николаевича и спиной упираюсь ему в грудь.

— Да, поскользнулась просто…

Бельский отпускает меня, но не до конца. Его ладонь плавно скатывается по рукаву моего пуховика и захватывает ладонь.

— Придержу тебя, чтобы не расшибла лоб, — объясняет и кричит куда-то в сторону: — Марат! — Я, поворачиваю голову и вижу небольшой флигель, дверь которого приоткрывается и на крыльцо выходит один из людей Бельского. — Почисти дорожку.

Ладонь Андрея Николаевича большая и очень теплая, даже в самый лютый мороз не нужно надевать варежку — рука не замерзнет, если он будет ее держать.

Лишь заведя меня в дом, Бельский отпускает меня.

Внутри особняка преимущественно все в приглушенных коричневых тонах. Массивная мебель в классическом стиле соседствует с ненавязчивыми ультрасовременной шикарной лакированной лестницей и лифтом с зеркальными створками.

— Выпьешь чего-нибудь? — между делом спрашивает Бельский, на правах хозяина шагая впереди и на ходу расстегивая черное пальто.

— Нет, спасибо, — быстрее, чем успеваю подумать, выпаливаю я, ослабляя туго намотанный поверх пуховика шарф.