Когда я его настигла, он уже распахивал двери нужной палаты. Хорошо, чувствую, сработаемся…

Значит, мужик, все же, у Надежды имеется…

И это открытие так неприятно скрутило нервы в узел, что мне захотелось его тут же найти и прибить.

– Можете выйти? – процедил я, не глядя на Надю, когда она встала рядом с койкой пациентки.

– Нет, – отрезала она и улыбнулась бледной девушке в подушках. – Здравствуйте. Я – Надежда Яковлевна. А мой коллега – Верес Олегович.

Я отчетливо скрипнул зубами. Зря я отказался от предложения командовать в нашем тандеме. Надя тем временем потянулась к карточке пациентки и углубилась в ее изучение, а я обошел кровать и стянул с девушки одеяло, чувствуя себя все глупее.

Откуда вдруг мужик-то взялся? Может, она несколько дней жила в клинике, а сегодня приехала из дома?

– Верес Олегович? – кажется, уже не в перый раз позвала меня Надя.

Я же задумчиво пялился на бледную немочь с прозрачно-белыми волосами, которая обнаружилась под одеялом. По рисунку венок на ее коже можно было составить карту ее сердечно-сосудистой системы.

– Какие у вас жалобы? – хрипло потребовал я.

– Синдром Элерса-Данло, – захлопала на меня глазами пациентка.

Меня будто по морде шлепнули. Я даже немного тряхнул башкой и перевел взгляд на Надю. Она смотрела на меня раздраженно и растеряно.

– У пациентки есть диагноз? – тупо переспросил я.

– Похоже на то, – и Надя поджала губы.

Я опустил взгляд на руку девушки, протянул к ней ладонь и бесцеремонно надавив на кожу плеча, оттянул ее насколько было возможно.

– Гиперрастяжимость… Одна на миллион.

Я хмыкнул. Это в романтических балладах «одна на миллион» – завидное определение. В случае с синдромом Элерса-Данло – это приговор. И лечения нет.

– То есть, в карте никакого вопроса для нас не осталось? – уточнил я.

– Ну, вы же сейчас определили даже форму синдрома… Поэтому, никакого. – Надя свернула карту и вернула на место, обращаясь к пациентке: – Простите, пожалуйста, за беспокойство.

– Ничего, – улыбнулась девушка. – Савелий Анатольевич предупредил, что ко мне утром прибежит парочка врачей, как он сказал, с выпученными глазами, и будет наперегонки ставить мне диагноз.

Надя улыбнулась, а я, насупившись, направился в коридор. Вот же Краморов! Вот старый козел!

– Верес! – послышался окрик позади, и я все же притормозил, давая возможность Наде меня догнать. – Вы можете…

– Что? – обернулся я к ней так резко, что она оставила открытым рот, забыв, что хотела что-то сказать.

А еще едва не впечаталась мне в грудь.

– Не спешите разбираться с Краморовым, он ничего не делает просто так, – наконец выговорила Надя и отвела взгляд, смущенно поправляя тот самый локон. Сегодня ее волосы пахнут иначе и сильнее вьются. – Видимо, хотел проверить, как мы будем выглядеть в дуэте. И мы оправдали его прогноз. Поэтому, предлагаю обсудить, как действовать дальше, если мы будем работать вместе…

– Смотрю, у вас богатый опыт взаимодействия с психами, – выдал я, не успев задержать это наблюдение за зубами.

Она раскрыла на меня глаза и смущенно прокашлялась.

– Я не говорила, что вы – псих, – возразила смущенно.

А я с интересом сузил на ней глаза. Откуда такие выверенные приемы укрощения «неадекватов»? То, что я сейчас веду себя именно неадекватно, даже под сомнение не ставил. Но она, жестко меня отбрив в палате, неожиданно принялась сглаживать острые углы наедине. Привычно обтекать. Будто делает это на автомате каждый день.

Я сузил на ней глаза:

– Ваша должность тут от меня зависит?

– Думаю, что меня наняли к вам в пару, как катализатор, – недовольно сообщила она. – Если вас уволят, я пойду следом. Не знаю, что такого разглядел Краморов в нашем дуэте вчера, но воссоздал он его сегодня не просто так.