— А где здесь… Ах, вот.

Пристроив свечу в пыльный настенный канделябр, я наклонилась, чтобы развязать ближайший мешок.

— Куда ты полезла! — проворчал Марк. — Что тебе там надо? Мусор только всякий, думаешь, тут что-то ценное есть? Перетащили все из сарая — тут оно и осталось. А…

Я наконец справилась с узлом, запустила в мешок руку и подняла брови, когда поняла, что именно нашла. Серьезно?! Вот это мне повезло.

— Ну вот, говорил же, — прокомментировал Марк. — Ничего полезного, пойдем отсюда. Пиши своему головорезу, чтобы денег прислал, а то совсем…

— Ты что! — обернулась я. — Это очень вкусно! Неужели никогда не пробовал?

В мешке лежали зеленые бобы, маленькие, плоские, как монетки: чечевица. Я наклонилась и с удовольствием вдохнула сухой пыльный запах, немного отдающий мешковиной.

— Деточка, да ты, никак, головой повредилась, — осторожно проговорил Марк. — Кто ж такое ест? Это для скотины, для свиней, для коров! Даже в нашей богадельне до такого не доходили, кормили капустой, хоть и не самой свежей. А это ж… это ж как ботву от картошки жрать!

Я пожала плечами, с наслаждением запуская руку в сухие немного пыльные бобы. Может быть, эта чечевица и была предназначена для скотины, но разве кто-то запретит мне ее приготовить и съесть?

В приюте нас ею часто кормили. В мэрии утверждали, что это полезно и “может заменить мясо согласно заключению королевского врачебного совета”. Конечно, мясо у нас на столе тоже бывало! Аж пять раз в год. Но чечевица была в самом деле вкусной.

Я отошла и развязала веревки на следующем мешке — черствый хлеб.

— Скажи еще, что и это можно есть. Это ж для кур! Об него все зубы можно сломать. Видел, Кори? Мамка-то твоя — бредит.

Вообще-то можно есть, даже с удовольствием. Я знала примерно десяток блюд из черствого хлеба, некоторые из них были вполне вкусными, особенно если получалось добавить к специй, масла или молока.

Кстати…

На верхней полке, почти под потолком, я увидела несколько глиняных кувшинов. Заглянула в один, вдохнула запах, аккуратно капнула немного на руку — масло! Остро пахнущее растениями, немного — пылью.

Я капнула немного на руку и попробовала — вкус свежий, с легкой горчинкой, приятный.

— Что ты делаешь, болезная! Это ж льняное масло, древесину обрабатывать!

Я нахмурилась, не оборачиваясь. Вопросов было все больше и больше. Откуда Марк знает, какое именно масло я нашла? И зачем его использовали в этом доме?

Когда я все-таки посмотрела на него, то не увидела ничего, кроме ворчливого старика, который так же аккуратно, как и всегда, держал Кори на руках. Мой малыш мирно и спокойно спал.

Поколебавшись несколько секунд, я улыбнулась: у нас есть пару часов на то, чтобы приготовить обед и хоть немного осмотреть дом, а потом Кори проснется, нужно будет заниматься им.

Так что выяснение отношений можно и отложить.

— Пойдем, попробуем сообразить обед.

— В город надо сходить! Вот могла бы своими молодыми ногами сбегать, а не меня, старика, гонять! Из чего готовить-то? Из этого мусора?

— Это не мусор! — возмутилась я.

В приюте, где я выросла, в голодные времена за содержимое такой кладовки можно было бы и убить. И, на мой взгляд, капустный суп, который мы Марком ели в последние недели, уж точно хуже чечевицы. Им ведь не наешься! А чечевицей — вполне можно. Живот снова заурчал от голода. Нет, капустный суп хуже, это точно. Я бегло осмотрела оставшиеся мешки: сушеные картошка, морковка и капуста. Марк сказал, что это тоже для скота.

В общем, я поняла, что жизнь у скота в этой усадьбе была вполне неплохой. Возможно, местами даже более благополучной, чем у меня.