— Вера!

— Это не займет, много времени. Как все будет готово — позвоню.

С этими словами я пошла на выход, а он, не желая показаться склочным в глазах своей молодой жены, не стал задерживать и скандалить.

Я пулей выскочила из кабинета, попрощалась с помощницей, которая смотрела на меня глубоко сочувствующим взглядом, и убежала.

Меня будто наизнанку вывернули. Хотелось визжать, биться головой об стену, рвать волосы на голове.

Какой же гад! Гад! Бесчувственная скотина! За что он так со мной? Что я такого сделала, или не сделала, раз он так безжалостно давит, не понимая, что мне больно? Я же всю жизнь для него. Для них! А теперь ко мне отношение, как к бездомной бродяге, которую пинают все кому не лень!

Не помню, как, но я снова оказалась в кафе, в туалете. Долго умывалась, плескала себе в лицо ледяной водой, до тех пор, пока физиономию не свело и зубы не начали отбивать неровную дробь.

Все Вера, хватит! Хватит, мать твою! Бери себя в руки!

Никто не побежит тебя утешать и гладить по голове, всем насрать. У всех новая жизнь, в которую тебя забыли пригласить.

Я кое-как вышла из туалета, и чтобы придти в себя, заказала кружку эспрессо. Потом еще одну. Хотела третью, но побоялась за свое сердце. Оно и так работало на разрыв.

Вместо дома я поехала в свою будущую клинику, переоделась в рабочую одежду и принялась с остервенение красить стены. Слой за слоем, без устали, не позволяя себе остановиться и снова съехать в печальные мысли.

Только к вечеру, когда моя батарейка полностью села, я упала на диван и облегченно выдохнула, потому что физическая усталость пересилила душевные страдания. Я просто сидела, уставившись в потолок и ни о чем не думала.

Потом заварила себе чаю, достала из сумки документы, которые забрала у Коли, и принялась читать.

Вроде все нормально. Прописаны все проценты, все права и обязательства, но что-то не давало мне покоя. Я трижды пролистала все страницы, прежде чем поняла, что именно.

Дата планируемой сделки. Семнадцатое декабря.

То же самое число, про которое говорили какие-то мужики в туалете.

Вот, казалось бы, какая разница, кто и что говорил, а меня прям перемкнуло на этом.

Вдруг их «было его, станет наше» это про Колю?

Да, нет! Ерунда!

Я еще немного посидела, подумала над этим вопросом, и все-таки пришла к выводу что быть такого не может.

Однако позже, когда вернулась домой и просмотрела бумаги еще раз, сомнения встрепенулись с новой силой.

А что, если все-таки он? Что если это слияние приведет к потерям? Как бы плохо мы ни расстались, привычка болеть за «общее» дело осталась. Поэтому, собрав в кулак всю силу воли и решительность, которые у меня были, я сама позвонила Ланскому.

На удивление он ответил сразу:

— Да!

Тут же напала робость, но я кое-как справилась с ней, и сипло произнесла:

— Я хотела поговорить. Насчет тех бумаг, что ты мне дал.

— Давай живее! У нас семейный ужин.

И будто в подтверждение его слов, откуда-то издалека донеслось звонкое Маринино:

— Пап, все готово. Идем.

Будто кипятком окатили…

Семейный ужин, на котором мне не было места.

— Ну? — поторопил он.

И я, кое-как проглотив свои эмоции, убитым голосом произнесла:

— Я сегодня слышала, как двое мужчин обсуждали сделку, которая состоится семнадцатого числа.

— Ближе к делу, Вер. Меня ждут!

Ну зачем он каждый раз подчеркивает, что я за бортом? Что его кто-то ждет, а я -балласт, от которого все избавились? Неужели нельзя по-человечески?

Глаза защипало, но я продолжила:

— Они обсуждали эту сделку в негативном ключе. Сказали, что надо дожимать этого дурака. И что в итоге то, что его принадлежит ему, перейдет к ним.