Стало горько.

Люба права, я и правда удобный придаток, от которого ждут комфорта, понимания и умения не отсвечивать. Сделала дело – иди в угол и под ногами не мешайся.

Поэтому, превозмогая себя и раскалываясь на части, я набрала ответ деревянными непослушными пальцами.

Я не помню где она.

Спустя десять секунд снова пиликнуло:

Блин, мам! Зашибись. И че теперь?

Я зажмурилась, выдохнула, а потом быстро написала:

Теперь открываешь шкаф и ищешь.

На это сын ничего мне не ответил. Обиделся.

27. Глава 7.3

— Все-таки не выдержала? Подсказала малышу, где трусишки припрятаны? — недовольно спросила Люба, заметив, как откладываю телефон в сторону.

Я угрюмо покачала головой. На сердце прямо камень лежал, тяжелый такой, неуютный.

Может, зря я так? Мне ведь ничего не стоило ответить на вопрос сына, а я взяла и соврала, не помогла. А у него соревнование завтра…

— Только не вздумай жалеть! — Люба совершенно четко считала мои мысли.

— Да неудобно как-то…

— Неудобно квартиру новую обживать, когда на старости лет из родного дома выперли. Вот это – да. Это неудобно. А найти форму в шкафу – любой дурак справится.

— Так-то да, но…

— Что, но?

— Но все-равно неудобно.

— Разбаловала ты их Верочка. Это твое вечно стремление угодить им. Сделать так чтобы было чисто, тепло, вкусно. Они ведь с тобой, как у Христа за пазухой жили, ни о чем не думали.

— Разве это плохо? Когда мать создает уют для своей семьи?

— Это прекрасно. Только растворяться в этом нельзя, потому что люди – эгоисты. Первый раз воспринимают инициативу с благодарностью, второй – как само собой разумеющееся, а третий – как обязанность, которую будут с тебя спрашивать.

— Наверное, ты права, — грустно согласилась я.

— Не наверное, а права, и ты это знаешь. Сколько раз тот же Артем благодарил тебя за выстиранную форму? За то, что ты по первому щелчку бежала жарить его любимую картошечку?

Нисколько. Меня никто не благодарил за домашние дела. Да я и не ждала благодарности. Ну подумаешь, убрала весь дом. Подумаешь пять часов простояла на кухне, готовя мужу одно, Марине второе, Артему третью. Это же семья. Разве сложно сделать им приятное?

А оказалось, что приятное воспринималось, как должное.

Все эти годы, я была уверена, что все делаю правильно, а в итоге осталась у разбитого корыта, а мое место заняла более «подходящая». Та, у которой маникюр. Та, которая не встанет в пять утра, чтобы напечь к завтраку свежих пирогов. Та, которая знает себе цену. И всех все устраивает.

А я…я сама себя обесценила. Превратилась из уютной, в удобную.

— В твое оправдание я могу сказать, что форма наверняка постирана, выглажена и лежит на своем месте…которое твой великовозрастный оболтус не потрудился запомнить. Так ведь?

— Так, — я шмыгнула носом.

— Ну вот и все! Найдет, если не совсем беспомощный. Не грызи себя, — Люба пихнула меня локтем в бок, — убираем скорбное выражение лица и думаем о том, в какой цвет лучше покрасить стены, чтобы твоим четвероногим пациентам было спокойнее.

Я кое-как улыбнулась. Сердце в лохмотья, душа в хлам, а жить все равно дальше надо. Так почему бы не заняться стенами?

Мы проторчали там полдня. Планировали, что и где будет, мысленно расставляли мебель, придумывали вывеску.

Люба всячески пыталась отвлечь меня от тяжких мыслей, и ей это даже удавалось. Хотя нет-нет, да и накатывало. Подмывало позвонить Артему и спросить, нашел ли он эту несчастную форму. Приходилось себя тормозить, одергивать, напоминать, что времена изменились.

И вроде все было тихо-мирно. До тех самых пор, пока не появился ОН!