Однако Вселенная быстро добила остатки розовых очков.

Я не смогла связаться ни с кем из своих. До Николая я не дозвонилась, набрала Артема – тот вообще никак не отреагировал, а Марина прислала скупое «не хочу сейчас разговаривать». Не «не могу», а именно «не хочу».

Мы с Любой сами доехали на такси до больницы, мне сделали КТ и, просветив двустороннюю пневмонию, тут же забрали на стационар.

Уже там, лежа на неудобной койке и загибаясь от болезненного кашля, я получила сообщение от мужа:

Я на совещании. Что-то важное?

Я тяжело сглотнула и отправила «нет».

На этом наше общение закончилось.

Наверное, можно было написать ему, что со мной случилось, наверное, он бы даже как-то помог, а дети бы поволновались о своей больной матери, но… зачем? Для чего создавать иллюзию, будто рядом со мной кто-то есть? Чтобы потом еще раз упасть с небес на землю? Я больше не выдержу таких падений.

Как же плохо мне было, кто бы знал…

И не было сил бороться. Наоборот, я смотрела в белый потолок, испещрённый тонкими трещинами, и малодушно думала о том, что хочу умереть. Закрыть глаза и просто уйти туда, где не больно и где самые близки не предают. Я ждала этого. Жаждала.

Только врач попался жестокий. Взял и не отпустил. Не позволил уйти. Назначил подходящие лекарства, уколы, капельницы, процедуры, и несмотря на мою апатию и желание покончить со всем этим, болезнь отступила.

Да, предстояло долгое восстановление, но я уверенно шла на поправку.

А спустя пять дней раздался звонок, и едва глянув на экран, я почувствовала, что душа снова немеет.

Звонил старший сын. Но вместо привычной радости я испытывала лишь страх, что еще один пропитанный ядом нож вонзится мне в спину.

— Да, Влад, — тихо сказала я, подняв трубку.

— Здорово, мам. Как дела? — бодро пробасил он.

Я не смогла ему соврать:

— Я в больнице. С пневмонией.

— Ничего себе! Надеюсь, отец там всех на уши поставил и круглосуточно дежурит возле твоей койки?

Он не знал…

13. Глава 3.3

Я чуть не зарыдала от облегчения. Он не знал! Не знал!!!

Хоть кто-то из них не принимал участие в постановке этого гадского спектакля.

И тут же покраснела. Вроде ничего не натворила, а стыдно. Хотя еще как натворила. Посмела быть «не очень». Признаваться в этом было ужасно, но какой смысл скрывать? Не узнает от меня – узнает от них. Вот и все.

— Влад… — голос все-таки предательски оборвался, а потом и вовсе скрутило неожиданным приступом кашля, — прости.

— Ты вообще лечишься?

— Лечусь. Уже здорова, как кобылка.

Старая такая, никому не подходящая кобылка, которая только и может, что печь пироги и зудеть по каждому поводу.

Он хохотнул в трубку:

— Шутишь, значит, жить будешь.

Буду, Влад, буду. Выбора-то все равно нет.

— Так чего ты там начала говорить?

Я набрала воздуха, как перед броском в бездну, зажмурилась и тихо произнесла:

— Мы с вашим отцом разводимся.

— Смешно, — хмыкнул сын, явно не поверив моим словам.

— Если бы…

И тишина…

Тяжелая, удушающая, разрывающая остатки сердца в клочья.

Наконец, он сказал:

— Мам, если это шутка, то вообще не айс.

— Никаких шуток. Мы уже на стадии развода.

— Так…так блин… — он замялся, — У вас же хорошо все было, когда я звонил в прошлый раз.

Влад, в отличие от младших, был бунтарем. Не пошел в тот универ, который ему пророчили, не примкнул к семейному бизнесу, не прогнулся под давлением сурового отца, а взял и свалил на другой конец страны, за полярный круг. Николая тогда чуть инфаркт не хватил, а сын уперся и все тут. Сказал, что будет заниматься только тем, что ему нравится. А нравилась ему природа, снег, да белые медведи.