Запах моего расцветающего счастья… И кошмара, который затем обрушится.

Мне до сих трудно думать об этом.

До сих пор душу выворачивает наизнанку.

Мой психолог говорила, это пройдет. Только не проходит…

Наш короткий брак, как маленькая жизнь, проносится перед глазами. За ужином последовала первая ночь – тогда я тоже сказать «нет» не посмела. Глеб был мужчиной, которому невозможно сказать «нет». Затем был месяц счастья. Со второй ночи я расслабилась и получила массу удовольствия от общения с очень опытным, взрослым и властным мужчиной. Он стал моим первым мужчиной, единственным. Как я его любила… Больше жизни, больше себя.

Через два месяца тест показал две полоски.

Он не был особо рад. Но ничего не сказал об аборте и взял меня замуж.

Свадьба, планы, а потом…

Наверное, я случайно включила запись, потому что из оцепенения выводит ее голос:

– Жди, скоро приедет и все тебе объяснит. Я беременна, гадина, поняла? Так что собирай вещи…

Запись пошла по кругу.

Вот все и закончилось. И сладость, и горечь. Осталась только боль от вырванного сердца. А я все равно не верю.

В глубине квартиры раздается почти бесшумный щелчок.

Глеб вернулся.

Сейчас пройдет по холлу, расстегивая на ходу пиджак, и войдет в гостиную.

Он останавливается на пороге. Высокий и массивный, настоящий исполин.

– Ева, девочка? Что случилось?

Родной хрипловатый голос бьет по нервам.

Выглядит уставшим.

Таким уставшим, что в сердце вползает надежда – а может… От нее становится больнее, но я оживаю. Тянусь к нему, не вставая со стула. Может, все ложь, и он был на работе?

Мой Глеб, моя любовь, моя опора… Единственное, что у меня есть.

Муж проходит мимо, не прикасаясь к протянутым рукам.

Садится за стол, ослабляя воротник.

– Мне позвонили... – начинаю я.

Смотрит в упор. Властно, как хозяин. Колени расставлены, взгляд холодный и жесткий… Но у него всегда такой.

Убивающий, разоружающий, наизнанку выворачивающий взгляд.

Боюсь сказать даже слово.

В голове одна мысль: господи, за что?..

– С тобой все в порядке?

Мне кажется, он по привычке интересуется. Во время беременности и после я нередко была такой, как сейчас. Подавленной, уставшей. С уплывшим взглядом.

Другой бы спросил, что со мной происходит.

Но Глеб начинает есть.

Я накрыла перед его приходом: стейк отличного ростбифа с грибами и диким рисом. Мой муж следит за собой, еда должна быть дорогой, здоровой и не слишком калорийной.

Черная с золотой каймой посуда, столовое серебро, кремовая салфетка.

Он ест неторопливо, но с жадностью.

Голодный.

Она что, его не покормила?

От мужа пахнет свежестью, он действительно принимал душ. Глеб жует с гримасой жестокости на лице. Его что-то злит. Раздражает. Все надоело.

Это я его бешу?

Он такой из-за меня?

Нужно сказать: я все знаю, Глеб, она сегодня звонила. Но смотрю в лицо и не могу. Меня сковывает страх. И, наверное, дело не только в том, что он может психануть, ударить кулаком по столу. Я боюсь увидеть безразличие в глазах. Услышать знакомое: «И что?».

У меня любовница, Ева. И что?

Это не твое собачье дело. Занимайся домом. Мной. Моим ужином. Не суй свой нос, куда не просят.

Доест ужин, и уйдет в спальню, пока я буду сидеть здесь, и пытаться собрать себя по частям.

Пока обвинения не прозвучали, этого еще как бы нет. Я могу верить, что та женщина меня обманула.

Больше всего я боюсь, что он не станет оправдываться. А оставит с этим фактом наедине.

Ты примешь все, что я сделаю, Ева.

Потому что у тебя нет другого выбора.

И мне плевать на твои чувства.

Судьба решает все за меня, когда Глеб отрезает очередной кусок ростбифа и серебряный нож скрипит по тарелке. Я вздрагиваю, и непроизвольно включаю запись. Палец сам нажал.