А ты ее любишь, Глеб?!

– Или твои чувства такая же фикция! – ору я вслед, но дверь уже закрылась.

Он не слышал моего вопля.

Флешку они не нашли. Но мне уже все равно.

Никого нет рядом.

Самый близкий мне человек ударил по больному и ушел.

Он приедет к ней, счастливый будущий отец, утешится в ее объятиях, и она убедит его, что все правильно сделал…

– Ты сволочь! – ору я, пытаясь избавиться от боли. – Будь ты проклят! За все!

И это приводит меня в чувство.

Только теперь осознаю степень подлости, которую совершил Глеб.

Мне жаль ее.

Эту Лару.

Потому что она не уникальна, хотя может считать иначе. И рано или поздно окажется на том же месте, что и я, когда перестанет устраивать Глеба по любой из причин.

– Ты сволочь, у нас был ребенок…

Я думала, мы все пережили. Что справимся и всегда будем вместе. Но так бывает только в фильмах со счастливым финалом.

А жизнь разбивает сердце вдребезги.

У нас же были все шансы быть счастливыми. Но судьба распорядилась иначе, и я до сих задаю вопрос без ответа – почему я?

Я тяжеловато носила ребенка.

Токсикоз и прочие неприятности цвели бурным цветом. Но ничего такого не было. Ничего, что заставило бы думать о потере.

В тот вечер готовила ужин Глебу. И почувствовала: что-то не так.

Поясницу начало ломить. Да так сильно, что я бросила стейк на плите, просто ее отключив, едва дошла до гостиной и легла на кушетку.

Минут пятнадцать отдыхала и пыталась убедить себя, что все в порядке. Это тренировочные схватки. Непривычно сильные, но…

Резь в животе заставляет меня стонать.

Неужели это роды… Но я продолжаю себя уговаривать, что все хорошо. У меня начало восьмого месяца, но рожают недоношенных семимесячных детей и все проходит отлично. Их выхаживают, они вырастают здоровыми…

Нужно позвонить моему врачу.

Приподнимаю тяжелую голову. Перед глазами пелена, я даже дышу с трудом. Когда стало плохо, я торопилась лечь.

Телефон остался на кухне.

Глеб придет нескоро.

С трудом сажусь, затем поднимаюсь с кушетки, но удается сделать всего несколько шагов. В глазах темнеет, я падаю на колени, пытаясь уберечь живот, и схватиться за что-нибудь.

Как оказываюсь на полу, уже не ощущаю.

В себя меня приводит холодное касание рук.

– Ева!

Глеб встревоженно стоит надо мной на коленях. Видит, что приоткрыла глаза, и подхватывает голову. Лежать неудобно, но так спокойно в его руках. Я в безопасности.

– Я вызвал скорую, – напряженно говорит он. – Скоро они будут здесь. Что случилось? Ты упала?

– Больно, – шепчу я.

Не знаю, сколько пролежала на полу без сознания. Глеб приходит поздно. Днем – почти никогда. Шторы задернуты, горит свет, я не знаю, который час.

– Девочка моя, – он целует в лоб холодными губами.

А затем в безжизненные спекшиеся губы.

– Малыш шевелится? – ладонь нежно накрывает мой живот.

Первое время после известия он был холоден со мной. Я забеременела слишком быстро и не вовремя. Он этого не планировал. Не знаю, может быть, считал, что я сделала это обманом. Но я на это неспособна.

Смягчаться Глеб начал, когда живот стал расти.

Помню, он только едва-едва выдвинулся вперед. В просторной одежде не было заметно, что я в положении. Да и если человек не был знаком со мной раньше – тоже. Просто немного широковатая в талии девушка.

Но Глеб, который знал мою стройную фигуру, как свои пять пальцев, вдруг подошел утром, когда я в развязанном халате причесывалась у высокого зеркала, и положил руку на живот.

Просто мазнул. Задержал, глядя мне в глаза в отражении.

Я даже застыла, перестала прихорашиваться.

Кажется, он только тогда в полной мере осознал, что скоро станет отцом и по его шикарной квартире с видом на реку будут бегать маленькие ножки… После короткого отчуждения из-за вести о внезапной беременности отношение мужа ко мне стало меняться в лучшую сторону.