И пол мы всем тренерским составом мыли уже не слюнями, а горючими мужскими слезами.

Ибо Марии Васильевне в нужное время никто не додумался объяснить, что каждый мужчина — это случайно выживший мальчик. И теперь за упитанного для восьми лет Сашеньку огребают все и разом.

— Это лучше спросить у него, — давя вздох, отзываюсь я.

— А как вы считаете, красные бутсы не делают его слишком агрессивным на поле? — Твою же! — Может, их лучше сменить на зелёные? Сашенька и так слишком нервный, а зелёный цвет успокаивает…

Шаря по холлу в поисках спасения, я натыкаюсь взглядом на Крис. Одной рукой она приобнимает Даньку за плечи, второй шутливо натягивая ему капюшон ветровки на чёрно-красную кепку.

Радоваться? Хрена с два! Это она что сейчас, в одном своём сарафане под дождь собралась?

— Как скажете, Мария Васильевна, всего доброго.

Чёрт! Протиснуться через толпу веселящихся парней я уже не успеваю и внаглую пользуюсь запрещённым приёмом:

— Данил!

Ещё не отошедший от тренировки, Данька резко тормозит и вытягивается.

Молодец, пацан, сразу понял, что тренера игнорировать нельзя. А то ходят тут всякие Сашеньки…

К тому времени, как он оборачивается и находит меня взглядом, я уже почти рядом с ними.

— Никита Александрович?

— А попрощаться? — подмигиваю я ему и нет, совсем не смотрю на Крис.

Это же надо додуматься! Понятно, лето, но, блин не такое тёплое, чтобы переться по лужам в клееных кроссовочках! И с голыми, до середины бедра, ногами. И без куртки. И…

Всё, опять клинит.

— Простите, — настороженно отзывается Данька, — кажется, я забыл…

— Главное, что я не забыл, — фыркаю весело. — Настоящий мужик, ты куда повёл маму в самый ливень? Промокнете же!

Данька раз-другой хлопает ресницами, молча переводит взгляд за окно, а потом и на кроссовки Крис. И только после этого возвращается ко мне.

— Дождь, — вздыхает он, — мам, может такси?

— Дань, да какое такси! — выдыхает смущённая Крис. Смущённая мной или заботой сына? Хотя какая разница, если в обоих случаях реакция неправильная. — До остановки два шага, а у тебя капюшон!

— А у тебя? — Мужик так мужик! Сразу просёк фишку, потому что под такой дождь в футболке и коротком сарафане это перебор.

За нами начинают собираться решившие, наконец, промокнуть родители.

— Я вас подвезу, — обещаю обоим сразу, подталкивая упирающуюся Крис в сторону тамбура.

— У тебя же кресла нет… — отпирается она. — Детского.

— У меня есть племянники, — не даю ей соскочить.

Данька догадливо открывает дверь, а я сразу раскрываю над ней зонт, чтобы ни одна капля не попала на охренительно длинные и абсолютно свои ресницы.

— Ты специально? — тихо шипит Крис, стоит Даньке в своём капюшоне отойти за пределы зонта.

— Мне, конечно, льстит, — улыбаюсь я, шалея от того, что, прикрываясь дождём, могу прижать её ближе, — но погода не мой профиль.

— А твой тогда что? — раздраженно фыркает она.

Мы подходим к машине, на которую десятью секундами раньше я кивнул Даньке. Нажимаю на брелок, глазами показывая ему на левую заднюю дверь.

— Данил, садись, там бустер. Пристегнёшься сам?

— Легко, — пожимает плечами он.

Пользуясь тем, что зонт и я отгораживают нас от Даньки, разворачиваюсь спиной к машине, притягивая её в объятие.

— Ты — мой главный профиль, Крис.

И от того, что она вся такая тёплая и подвижная под моей ладонью, в мозгу пушки, бомбы, фейерверки и вот это вот всё. А у неё мышечная судорога.

Чёрт!

— Ты замёрзла. — Чтобы девушку завести, её сначала нужно разогреть. Или согреть, как сейчас, и, заглянув Крис в глаза, я недовольно хмурюсь. — Быстро в машину!