Вопросы, вопросы, вопросы…

«Отпустите меня уже! Я просто хочу уйти», - хотелось кричать в ответ.

Судья позвала на отдельный разговор неожиданно.

Но я думала о таком варианте, предполагала.

- Яна, если на вас оказывают давление и вынуждают, самое время сказать об этом.

- Никто не оказывает ничего. Я подала на развод по личным убеждениям и желанию. И отказалась от девочки тоже.

«Пусть мой язык отсохнет за это пренебрежение».

Она смотрела так, будто ей стало противно.

- Значит, никто вас не принуждал?

- Нет, я сама хочу уйти.

- Если вы не в состоянии заботится о ребенке, то мы можем определить вас в клинику.

- Я не наркоманка, я просто не хочу иметь мужа и дочь. Они мне не нужны.

И это сработало.

Когда было назначено следующее заседание суда, решение его было известно нам обоим заранее.

- Итак, решение, по сути, далось легко, но должна предупредить вас Данил. Вы будете неопределенное время на контроле у органов опеки. В связи с тем, что ваша жена… бывшая, отказалась от дочери, что мы выполнили и лишили ее родительских прав, мы не можем быть уверены в том, что вы будете относиться к девочке с должной заботой.

- Что? Да он любит ее больше всего на свете, - вмешалась я, повышая тон.

- Тишина, - ударила молотком по столу. – Еще одно ваше слово и вы будете оштрафованы за неуважение к суду.

Женщина смотрела на меня как на блоху, а мне было плевать. Только бы дочь оставили с Данилом.

- Вы услышали меня, ответчик?

- Да, уважаемый суд.

- Проверки будут приходить не часто, но всегда без предупреждения. Ребенок маленький, и если вы не справитесь, то у вас ее изымут.

- Хорошо.

- Полная опека переходит к ответчику Белову. Истец, ныне Лютова Яна Сергеевна, не может навещать ребенка без согласия на то опекуна девочки. Вы не имеете права искать встреч и связи с дочерью. Все должно происходить, только с согласия отца. Вы меня услышали?

Слова отравляли кровь, въедались и жалили острыми клыками.

«Я не согласна, - кричу внутри. – Я не хочу этого… Я не хочу».

- Да, я поняла.

Проглатывая в очередной раз, ком сожалений и боли, я слушаю до конца все постановления и прочее, а затем, когда нас отпускают почти бегу на улицу.

Снег бьет в лицо, потому что февраль разбушевался и не щадит. А я стою нараспашку открытая и надеюсь на быструю погибель.

- Вот и все, - слышу позади себя его голос и боюсь повернуться так быстро, потому что не смогу спрятать за маской безразличия чувства.

- Да, - хриплю в ответ.

Он не просит меня застегнуть куртку. Он больше не чувствует, что должен проявлять заботу. Это отрезвляет в который раз.

«Так и должно быть, Яна. Ты этого хотела».

Мне нечего сказать ему. Мы видимся в последний раз. Он еще об этом не знает, но Данилу все равно, я в это верю.

Но я знаю.

Поэтому с трудом поворачиваю голову и смотрю на его профиль.

«Мой красивый…» - шепчет сердце.

Он стал моим самым большим достижением, а я его самой большой катастрофой и болью.

- Прости, что до этого дошло. Нужно было раньше…

Он сжимает челюсти и поворачивает голову в мою сторону, и я вижу в его глазах… блеск.

«Я недостойна этих слез… умоляю, не надо… Прошу…»

- Она моя дочь, Яна. Отныне только моя. И я буду защищать ее… даже от тебя, - мне казалось я ощущала то, как сильно сдавливало его горло каждое слово.

- Я знаю…

- И не проси прощение. За такое не прощают. Когда она спросит меня о тебе, я скажу ей правду. Пока.

И он ушел…

След его шагов медленно заметала метель февраля. Как и мой след в их жизни истончался и выветривался в открытое окно, пока не исчез совсем.

Когда-то я хотела свободы. Я рвалась к ней и найдя ту, захлебнулась.