Как и ожидалось она начинает сразу плакать и кричать. Что не оставляет равнодушным Данила.

Он входит в комнату в тот момент, когда я смотрю на нее и пытаюсь запомнить ее в тысячный раз.

Муж стоит взлохмаченный и сонный. Непонимающим взглядом обводя меня и дочь.

- Эй, ну что тут? Ян?

Я смотрю на него и слезы снова наворачиваются на мои глаза.

- Милая, она ведь плачет…

Он поднимает ее на руки и качает, успокаивая. Затем стоит ей успокоиться, подходит ко мне, но я быстро ухожу не в силах смотреть на него.

Стою за стеной в спальне и слышу, как он ходит. Как говорит с ней.

Мне в мужья попался идеальный мужчина. А ему досталась самая худшая из женщин – я.

- Отлично. Мы готовы спать?

Я выхожу из своего укрытия и прохожу снова в детскую.

Данил кивает, чтобы я оказалась ближе, но я держу расстояние.

- Что с тобой?

Как бы я хотела ответить на этот вопрос раньше. До всех тех глупостей, что натворила.

Закрываю глаза, и он все же касается моей щеки пальцами.

- Милая, в чем дело? Поговори со мной.

Он прав. Пора.

Делаю несколько глубоких вдохов и говорю.

- Я подаю на развод, Данил.

Не успеваю сдержать слезы, и они катятся по щекам.

Я быстро ухожу из комнаты, боясь его вопросов. Боясь смотреть в его глаза и видеть, что сотворила со всеми нами.

- Ты сказала, подаешь… В каком смысле, Яна? – его голос сломленный, и выдает ужас.

- Я подаю на развод и отдаю полную опеку тебе, - отвечаю как могу твердо, а затем закрываю дверь в спальню и скатываюсь по стене на пол бесформенной лужей предательства.

***

Я песчинка в пустыне туманной,

И молекула в группе людей.

За любовь я платила обманом,

А за страх плачу бегом теперь.

16. Глава 15

Данил

Ира плачет на моих руках. Вертится. Словно чувствует, что внутри меня бушует ураган похлеще «Катрины».

И я хочу пойти туда… за ней. Переспросить. Потребовать ответ. А получив его убедить в том, что мы все пройдем вместе, что дерьмовое время бывает у всех.

Но дочь плачет, и я не могу этим пренебречь.

- Тише, Ириска моя. Тише…

Перехватываю ее ручки, прижимаю их к себе и качаю в теплых отцовских объятиях.

Она всхлипывает и еще иногда возмущается, сонно закрывая глазки. Я вижу, как блестят кончики ее темных ресниц от влаги и целую, забирая с собой слезы.

- Не плачь, малышка… ш-ш-ш… Папа рядом…

Стоило ей уснуть, я укладываю в кроватку дочь и еще недолго оставляю руки рядом. Порой она просыпается, когда исчезает тепло. Заметил это однажды. Поэтому я остаюсь и держу предплечья по обе стороны от ее маленького тела, нагреваю одеялко и лишь потом аккуратно отхожу.

Прикрываю дверь детской, но войти в собственную спальню не могу.

Тру ладони, которые потеют. Успокаиваю сердце, что сходит с ума, но нажимаю на ручку.

Я думал, она сидит и переживает. Думал, что моя жена плачет от сказанных в запале усталости или, может, обиды на меня слов. Я был уверен, что она ждет, пока я уложу нашу девочку, чтобы подойти и обнять. Сказать, как сильно была не права. Как сожалеет.

Я не думал лишь о том, что, войдя в комнату, увижу ее собирающей вещи.

Даже живот скрутило. Как когда катаешься на аттракционах типа «Центрифуги» и тебя сворачивает изнутри. Только эти проклятые аттракционы были моей жизнью на данный момент.

- Что ты творишь?

Она замирает на секунду, но скоро продолжает мельтешить со своей одеждой.

Подхожу и отнимаю тряпки, бросив те на кровать.

- Янка, - обхватываю ее плечи и заставляю посмотреть на себя. – Ты че творишь, говорю? Ну?

- Дань, я много думала, - смотрит в глаза. – Ну не готова я к этому всему.

- К этому? Ты хоть понимаешь… - поджимаю губы, стискивая челюсти.