Но ведь… Я просто хотела любви Алериса. А он говорил, что выражает ее именно в дорогих вещах и подарках. Только теперь я поняла, как же это было глупо.

С запоздалым стыдом я стала вспоминать, как кривила губы на дорогущие платья, как ругала служанок, опаздывающих с чаем на каких-то пару минут, как капризно прогоняла учителей, веря, что моей судьбе ничего не угрожает. И правда… Зачем мне было изучать искусство управления или историю, если я уже была женой второго дракона империи?

— Смотри, куда прешь!

В меня кто-то врезался, отчего я не удержала равновесие и бухнулась прямо на грязную мостовую. Мимо, сплевывая, прошел какой-то бугай, держащий в огромных ручищах тяжелый мешок.

— Сам смотри… — буркнула я и, отряхивая подол платья, поднялась.

Нахмурившись, я огляделась и поняла, что понятия не имею, в какой части города я оказалась. Узкая улочка давила со всех сторон, окна зданий смотрели прямо в глаза друг в другу, а бельевые веревки, которые я по-началу не заметила, развевались на ветру, как стяги. Из-за угла стали доноситься веселые голоса и пьяные окрики, и я, решив было, что там притаилась еще одна таверна, тут же отправилась туда.

Быть может, хоть там меня кем-нибудь возьмут работать.

Но довольно скоро я поняла, что то была не таверна. Из распахнутой настежь двери вышла скорее полураздетая, чем полуодетая размалеванная девица с кружкой какого-то алкоголя, а в след за ней тащился неприметные старичок средних лет, плотоядно поглядывающий на полуобнаженные ягодицы.

Публичный дом.

К горлу подкатило отвращение, и я сделала несколько шагов назад. Ну, уж нет! И ноги моей не будет в этом месте! Лишь представив всю грязь и разврат, которые цвели в стенах безобидного с виду здания, я начинала испытывать тошноту.

Развернувшись на пятках, я подобрала подол юбки и стремглав устремилась прочь от этого ужаса. Стремясь успокоить разбушевавшееся сердце, я привычно обратилась к своему свету, но наткнулась лишь на холод и пустоту.

Сжала зубы.

Плевать. И без света справлюсь. Все равно я ничего не могла с ним делать, лишь призывала его для собственного спокойствия.

Я бежала до тех пор, пока окончательно не выбилась из сил. Согнувшись и уперев ладони в колени, я хватала ртом воздух, стремясь отдышаться. На удивление, я чувствовала себя лучше. Не физически, конечно, а морально.

Словно миллиардная крупица моей боли откололась от кокона и упала где-то по дороге, и я с размаху наступила на нее подошвой своих простеньких туфель.

Вдруг ударил колокол, и я вздрогнула. Звон его послышался совсем рядом, и, подняв голову, я с удивлением обнаружила, что остановилась прямо напротив храма. Жрецы затянули свою песню, и у меня по коже побежали мурашки, а пустота внутри завибрировала, отзываясь на их голос.

Из переулков потянулись дральи и драйлы, и вскоре я уже стояла в толпе внутри небольшого храма, где под потолком было одно единственное изображение Прародителя - огромного дракона с тремя головами: серебряной, золотой и черной.

Пурпурные мантии жрецов сгрудились в круг у алтаря. Они вскинули руки и устремили их голоса ввысь в успокаивающей молитве на непонятном для меня языке. И народ вокруг меня тоже стал поднимать руки, образуя странную волну.

— Омейн! Омейн! Славься! Омейн! — выкрикивали они с такой радостью, словно прямо в это мгновение им предложили невероятно щедрый дар.

Чумазые, грязные, в оборванной одежде, худые и голодные они с ликованием славили Прародителя и были совершенно счастливы в это мгновение. Невольно их радость проникла и под мою броню скорби. Тонкой иголочкой она проделала себе путь внутрь и устремилась к самому сердце живительным ручейком.