— Старуха Каора дома? — спросила я их.

Они в разнобой кивнули, и я не стала больше мяться у дверей и направилась внутрь. Каблучки моих туфель утопали в мягкой земле, идти было неудобно. А длинный подол белоснежного платья тут же запачкался в пыли.

Стараясь не обращать на это внимания, я толкнула ветхую дверцу и, пригнувшись, вошла внутрь.

Небольшую комнату освещал лишь неяркий огонь, полыхающий в каменном камине. Лет пять назад его сложили деревенские мужики из жалости к нам, сиротам, мерзнущим здесь зимними ночами. Пахло сажей. Окон тут не было, зато сквозь щели тянул свежий весенний воздух. На полу были скатаны штук десять тюфяков, на которых видимо спали ребятишки. А из единственной отдельной комнаты доносился натужный кашель.

Я прошла вперед, и стук моих каблучков прервал наступившую тишину.

— Кто там? — раздался хриплый старческий голос. — Проваливайте. Я нищая старуха, у меня нет даже полмедяка.

Но несмотря на ее слова, послышался звон ссыпаемых в мешочек монет, после - шарканье тапочек по полу, и вот уже передо мной показалась седая сгорбленная женщина.

У нее были маленькие круглые глазки, вечно рыскающие в поисках выгоды, и крючковатый нос. В детстве она наводила на меня жуть ли одним своим видом, но сейчас мне было уже не страшно. Не после того кошмара, через который я прошла ночью.

Она прищурила глаза и недовольно оглядела меня с ног до головы.

— А… паршивка Нисса. Зачем пожаловала? Аль поглумиться над нами хочешь? Иль мужу уж опостылела, и он бросил тебя, уродину?

Вот так. Жестоко и без обиняков.

— Некуда мне больше идти, — глухо проговорила, отворачиваясь, потому что не хотела видеть торжествующий взгляд старухи.

Каора еще два года назад мне говорила, что такому, как префект, незачем водиться с такой замарашкой, как я. Он красив, молод и умен, образован и занимает высокую должность. Перед ним в ряд готовы выстроиться все девицы столицы, и не было ни единой причины, почему он мог захотеть взять в жены меня.

И правда… Нужно было ее тогда послушать, а я обиделась, раскричалась и в запале крикнула, что больше ноги моей тут не будет. Так унизительно.

Я сглотнула едкий комок в горле, ощущая, как першит в носу.

— Тебе и тут не рады. Ни к чему мне лишние рты. А толку от тебя никакого, — проворчала старая женщина. — И ведь вона в каком платье явилась. Такие норы, как твой муженек, обычно от жен откупаются. Должен был тебе и деньги и драгоценности подарить напоследок. Аль ты ему настолько плешь проела, что он тебя с пинка за порог выставил?

— Не проела… — буркнула я. — Сама не стала брать. И это платье выкину. Не нужно мне ничего от него!

Отвешенный подзатыльник стал полной неожиданностью. Я резко развернулась к старухе, а она глядела на меня в ответ волком.

— Ротозейка! Тупица! — костерила меня женщина на чем свет стоит. — Ишь что удумала! Гордость что ли взыграла?! Ты эти приблуды оставь для богачей! Нет у нищих гордости. Ты на какие шиши жить собралась, балбесина?! Выкинет она платье! Я тебе выкину! Самой не надо - так мне отдай! Ты погляди-ка на нее…

— Я пойду работать! — упрямилась я. — И заработаю все сама, а это…— почти с ненавистью глянув на украшения, я сорвала их и бросила на пол. — Пусть пропадет оно все пропадом вместе с Алерисом!

Женщина в ответ прищурилась и, закряхтев, наклонилась за браслетами. Подув на них, чтобы очистить от успевшей налипнуть пыли, она разглядела их на свету камина и как-то странно крякнула.

— Есть тут одна работенка. Из соседнего города то и дело приходит зазывала. И день, и ночь девок наших кличет.