Перед выходом я битый час выбирала наряд – не слишком вычурный, но и не повседневный. Остановилась на тёмно-синем платье с белым воротничком, которое когда-то любил Олег. «Ты в нём как героиня французского фильма», – говорил он. Волосы уложила в простую, но элегантную причёску, подкрасила ресницы. Хотела выглядеть достойно перед женщиной, которая украла мою жизнь. Не жалкой брошенной женой, а человеком с чувством собственного достоинства.

Она появилась ровно в 12:30, будто сверяясь с хронометром. Высокая, стройная, в безупречном белом костюме, подчёркивающем загорелую кожу, и с небрежно собранными в высокий хвост волосами цвета выбеленной пшеницы. На запястье поблёскивали золотые часы – тонкие, изящные, наверняка дорогие. Я наблюдала, как она заказала салат и минеральную воду, как обворожительно улыбнулась официанту (мужчине лет тридцати, который буквально расцвёл от её внимания), как небрежно просматривала что-то в телефоне, время от времени поправляя выбившуюся прядь волос ухоженным пальцем с идеальным маникюром. Каждое её движение было отточенным, уверенным, полным какой-то хищной грации. Такой когда-то была я – до замужества, до Саши, до превращения в бледную тень самой себя, в приложение к успешной жизни Олега.

Я сделала глубокий вдох, собирая всю свою решимость, и направилась к её столику. С каждым шагом сердце билось всё сильнее, во рту пересохло, а ладони взмокли. Но я продолжала идти, расправив плечи и подняв подбородок.

– Дарья Климова? – спросила я с улыбкой, которую репетировала всё утро перед зеркалом до тех пор, пока она не стала выглядеть естественной, а не перекошенной гримасой боли.

Она подняла голову от телефона, и я впервые увидела эти глаза вблизи – холодные, расчётливые, оценивающие. В них не было удивления, только мгновенное узнавание и равнодушный, аналитический интерес.

– Да, а вы…

– Алиса Соколова, – я протянула руку, надеясь, что она не заметит, как та дрожит. – Жена Олега.

На долю секунды её идеальная маска дрогнула, уголок безупречно накрашенных губ цвета спелой вишни едва заметно дёрнулся. Глаза на мгновение сузились, а затем расширились в наигранном удивлении. Это был всего лишь миг, но я поймала его – момент, когда её маска соскользнула. Затем она улыбнулась и пожала мою руку. Её ладонь была прохладной и сухой, с идеально гладкой кожей.

– Какая приятная неожиданность, – её голос звучал мелодично, как у опытной актрисы, но с едва заметными нотками настороженности. А взгляд быстро скользнул по моей фигуре, оценивая и сравнивая. – Присаживайтесь.

Я села напротив, утонув в мягком бархатном сиденье стула. Запах её духов – дорогих, с нотками жасмина и чего-то терпкого тотчас окутал меня, вызывая тошноту. Близость к ней, к женщине, которая разрушила мою жизнь, пробуждала почти физическую боль, словно кто-то медленно проворачивал нож в моей груди.

– Олег много рассказывал о вас, – произнесла она с вежливой улыбкой, поигрывая серебряным браслетом на запястье. В её тоне не было ни вызова, ни насмешки – словно мы были двумя знакомыми, случайно встретившимися за обедом.

Мой желудок сжался. Они обсуждали меня. Возможно, смеялись над моей наивностью, над тем, как долго я ничего не замечала. Я представила их вдвоём, обнажённых, переплетённых в постели, говорящих обо мне…

– Забавно, – я тоже улыбнулась, чувствуя, как маска вежливости прирастает к моему лицу, как натянутые мышцы щёк начинают болеть от неестественной улыбки. – А он ни разу не упоминал о вас. По крайней мере, в разговорах со мной.