— Доставай чемодан, — продолжает он, — складывай туда свои лифчики-трусы и катись. Но больше ничего трогать не смей. Чтоб ни одной чужой вещи из дома не уперла, поняла меня?

Еще минуту назад это был наш дом. И все вещи, что окружают нас, были выбраны мной. Вплоть до носков и трусов моего мужа, к слову. Я их ему покупаю уже много лет, вот настолько мы близки. Были до этой минуты.

А теперь вдруг я не должна упереть ничего чужого?

Подобное не вмещается в моей голове. Не могу поверить собственным ушам. Да и как можно поверить? Когда ты с человеком прожила дольше, чем жила на этом свете без него…

Но сильней всего ранит меня не мелочность мужа, а причина, по которой он все это делает.

— А ты сюда Розочку приведешь? — Меня коробит, когда произношу имя его любовницы. — Мне на замену.

— Обязательно приведу, — кивает он с довольным видом. — И она мне еще нового ребенка родит…

Этими словами он будто бьет меня ножом между ребер. Так больно, что вздохнуть не могу.

— А старых ты куда денешь? — хриплю с надрывом.

— А что старые? — пожимает он плечами. — Сыновья меня поддержат. А дочь уже взрослая, замужем. Ей-то какая разница?

Действительно, какая дочери разница, что папа выкинул из дома маму. И сыновьям тоже…

— Смирись и уйди тихо, — продолжает плевать ядом муж. — Ты в моей семье — лишний элемент.

Наверное, в этот момент мне надо гордо вскинуть подбородок, развернуться и уйти, при этом раздавив как можно больше виноградин тапочками.

Но я в таком шоке, что даже двинуться с места не могу.

Стою, смотрю на него и все еще не верю, что он меня выгоняет.

Неожиданно Мигран тянет ко мне руку.

Пребольно хватает за затылок, как будто я нашкодивший котенок и муж хочет натыкать меня носом в угол. Таким вот унизительным образом он тащит меня к лестнице, а потом на второй этаж.

— Пусти! — плачу я, ведь у него пальцы все равно что щипцы.

Но Мигран меня вообще не слушает, все продолжает разоряться:

— Ишь ты, дрянь какая дома завелась! Сейчас чемоданы соберешь и вон пойдешь!

Он словно с ума сошел.

Как есть затаскивает меня в спальню.

Надо же именно в этот момент поясу моего халата развязаться. Я совершенно не замечаю, что он распахивается. А Мигран, кажется, замечает все, потому что он моментально выпускает мою шею из захвата, тянет меня за шиворот халата.

Пара секунд, и я стою перед ним почти без всего!

Я под халатом была в одних трусиках. Обычных, удобных, хлопковых, какие ношу днем, но меняю на кружевные и кокетливые, ложась в постель к Миграну.

То, как он смотрит на меня… Будто я самая уродливая на свете женщина.

Неловко прикрываю грудь, которую Мигран видел за двадцать лет брака много тысяч раз.

Но то, как он морщится сейчас, смотря на мою грудь… То, каким пренебрежительным взглядом окидывает мое тело…

— Давно надо было с тобой развестись, как женщина ты свое отработала.

Действительно, мне же не двадцать пять, как его любовнице.

У меня же грудь не торчит, как горные пики, я выкормила ею троих детей. Его детей, между прочим. И попа уже не та, кое-где покрыта апельсиновой коркой. И ноги не идеал. И вообще…

Действительно, отчего бы меня не списать в утиль после двадцати лет брака, как отработанный материал.

Большего унижения, чем сейчас, я не испытывала никогда в жизни.

Чтобы твой любимый мужчина смотрел на тебя и говорил в глаза, что как женщина ты себя отработала…

Мне становится так стыдно, будто меня голую выставили на площадь и сотни людей посмеялись надо мной, потыкали в меня пальцами. Признали негодной, и теперь я подлежу изгнанию.

— Дай оденусь! — прошу, чуть не плача.