— Надежда, я долго не буду, всего пять минут. Потом мне нужно поговорить с его лечащим врачом.
— Мне надо предупредить отца мальчика, — с подозрением косится и тянется за мобильным телефоном.
Осознав, всю катастрофу, что сейчас произойдёт, я останавливаю ее действия:
— Надежда, не нужно. Я бы не хотела, чтобы отец мальчика не знал о моем везите, — спешно начинаю рыться в сумочке. Вынимаю незаметно из кошелька сто евро и тихонько, незаметно от других глаз, подсовываю под бумаги, что лежат на столе. Надежда смотрит растерянно, а когда поднимает стопку бумаг и видит номинал купюры. У девушки брови ползут вверх от увиденного. — Под вашим присмотром я просто взгляну на мальчика, а потом поговорю с его врачом, хорошо? Это просто невинный визит, — растягиваю искусственную улыбку, пытаясь ее очаровать, но похоже сто евро лучше очаровывают, потому что Надежда уже откладывает в сторону мобильный и торопливо убирает купюру себе в карман медицинского халата.
— Хорошо, пройдемте со мной.
Следую за этой хрупкой девушкой по широкому коридору, а у самой сердце вот-вот выпрыгнет из грудной клетки, выбивая частый ритм. Я боюсь увидеть Мишу и в то же время мне это нужно, чтобы понять степень катастрофы.
Надежда подводит меня к палате, где есть огромное прозрачное окно. Я медленно подхожу к окну и заглядываю в просторную палату, где маленький мальчик сидит на кровати, а рядом с ним на стульчике сидит женщина в белом халате и с маской на лице, похоже читая ему книгу.
Прикрываю ладонь ко рту, чтобы ненароком издать писк, потому что мне невыносимо больно видеть совсем маленького, худенького, с бледной кожей, как стены палаты мальчика. На голове голубенькая шапочка, похоже скрывающая бритую голову.
Слезы непроизвольно стекают по щекам, прокладывая влажные дорожки. Невыносимо видеть его в таком состоянии, это очень тяжело. Мне даже трудно определить на кого он похож, но черты лица больше склоняются к Ларисе.
— Это вы его мама? — неожиданно произнесенный голос медсестры, выводит меня из шока.
Я отрицательно мотаю головой, не в силах произнести ни слова.
— Жаль. Он так ждет свою маму, — говорит с таким горьким сожалением.
Так больно за Мишу, что появляется жгучая злость на Ларису, что так безжалостно поступила, оставив такого маленького и беззащитного мальчика.
Как же так можно?! Как?!
8. Глава 8
— … лейкоз на ранней стадии. Назначена химиотерапия, но мальчику срочно требуется донор, которого мы еще не нашли. Отец Михаила хочет увезти его в Израиль, но сами понимаете, там дорогостоящее лечение и средств на них у него нет. Насколько знаю, собирает определенную сумму. Время, к сожалению, не ждет. Но, а мы, собственно, делаем все, что от нас зависит. Только тормозим рост опухолевых клеток в крови, не позволяя перейти в острый лейкоз.
Врач Владимир Нестерович, сложив ладони на стол и сцепив их в замок, со всеми подробностями делится со мной о состоянии Миши. Каждое слово, произнесенное им, приводит в шок, недоумение и отчаяние. Зайдя в кабинет Владимира, изначально был настроен против того, чтобы рассказывать о состоянии пациента. Но мои слова: “Возможно есть шанс помочь Мише”, врач уже с одушевлением рассказывает мне всю степень ситуации с Мишей.
— Вы сказали, что есть шанс помочь? Какой? — спрашивает врач.
Я мешкаю, собираясь с мыслями. Затем достаю из папки, что принесла с собой, увесистую медицинскую карту Саши и кладу ее на стол Владимира. Только один минус в карте — там записи на немецком языке.
— Это карта моего сына. А точнее, он единокровный брат Миши, отец у них один. Узнав о том, что у бывшего мужа болеет сын, взвесив все за и против, решилась прийти к вам, а вдруг мой сын сможет помочь Мише.