Потому отвечаю:

— Да, последние годы я жил с женой только ради сына. Но затем понял, что так делаю только хуже. Всем.

Веки Карины тяжело опускаются, она протяжно выдыхает:

— Насколько я знаю, вы ведь и сейчас общаетесь с женой.

— Мы остались, если можно так выразиться, друзьями. Я продолжаю обеспечивать сына, провожу с ним время. С бывшей женой мы можем обсудить какие-то моменты, касающиеся его учёбы и развития. Считаю, это честно. Намного честнее, чем просто терпеть друг друга, втайне ненавидя.

На какое-то время наступает тишина. Затем Карина решительно просит:

— Давай всё-таки ложиться спать. У нас завтра первый день выставки. Нам надо быть собранными и бодрыми.

— Конечно.

Не без сожаления оставляю её. Встаю и иду к дверям.

Уже на пороге оборачиваюсь:

— Спокойной ночи, Карина. Добрых снов.

Она смотрит на меня сквозь темноту и едва заметно кивает:

— Тебе также добрых снов.

10. Глава 10. Карина

Весь день проходит в суматохе.

Давно не была на выставках, хотя деловые встречи стали уже обыденностью. Выставка — это множество самых разных деловых свиданий. С той лишь разницей, что они незапланированны, сумбурны и, как правило, скоротечны.

Приходится соображать налету, считывать буквально за доли минут, с кем стоит продолжать разговор, а кого можно оставить без зазрения совести.

Глядя на собравшуюся публику, ещё раз убеждаюсь, насколько Арслан — мудрый и прозорливый руководитель. Он был совершенно прав, когда счёл необходимым наше с ним личное присутствие здесь. Ведь на выставку пожаловали производители и закупщики со всего света.

Само собой, много немцев, но представители приехали из каждого уголка планеты: Китай, Япония, Нидерланды, США, Канада, Индия… Глаза разбегаются, а мозги готовы закипеть.

Но вместе с тем я не забываю и о том, что происходит у меня дома. Несколько раз делала перерыв, чтобы позвонить дочерям и, конечно, побеседовать с Еленой и Раисой. Все, как одна, меня заверили, что обстановка спокойная и ничем не вызывающая тревоги.

Анфисе я также звонила. Помощница без промедления сообщила мне, что у неё всё под контролем, волноваться не стоит.

Только после этих слов я немного отпустила ситуацию и всецело вовлеклась в процесс поиска нового поставщика оборудования. В этом мне всецело помогал Арслан. На английском он изъяснялся куда лучше меня. К сожалению, я не обладаю настолько широким словарным запасом.

Но, уже в уголке памяти сделав себе пометку, что надо бы по возвращении домой исправить этот пробел, тут же осеклась.

Зачем?.. Вполне вероятно совсем скоро меня отстранят от дел, чтобы навечно заточить в домашних стенах. Расул ясно выразился: забота о будущем наследнике ляжет полностью на мои плечи.

Я с трудом представляла себе, как смогу перестроиться и заново превратиться из бизнес-вуман в простую домохозяйку. Однако это и была та цена, которую я приготовилась уплатить за свободу дочерей. Пускай хотя бы они будут свободны. А я…

Видно, на роду мне написано не быть счастливой. По крайней мере, женой — точно. Но я всё ещё могу быть счастливой матерью. Могу жить с уверенностью, что мои дети вольны выбирать свою дорогу в жизни. Меня лишили этого дара. Лишили много-много раз.

Сначала — родной отец. А затем и муж.

Расул ещё мог бы дать мне развод. На драконовских условиях, но хоть как-то. По крайней мере, он не отрицал возможность обсуждения, когда я ему предъявила, что в курсе беременности Марии, а он мне внаглую выпалил, что у него будет ещё один сын. Наверняка умнее и мужественнее, чем наш Камал.

Не знаю, любил ли он вообще когда-нибудь нашего сына… Наверное, любил. Очень по-своему. Не понимал, ругался на него, но всё равно любил. А любовь Расула, как и его ненависть, не ведает границ. Да и выглядят они примерно одинаково. Он чуть ли не силой заставлял Камала учить математику, иностранные языки и — что самое ужасное для Камала — обращаться с оружием. Мой сын ненавидел насилие, не понимал, как можно убивать животных ради удовольствия. Не понимал, зачем в мире существуют война и жестокость.