— Это сон… — снова бормочет, уже с досадой. — Просто сон.

Выдыхает, трёт глаза, пытаясь окончательно вернутся в реальность. А я наблюдаю за ней со стороны и поражаюсь тому, как мне непривычно и в тоже время приятно видеть Карину именно такой — немного помятой, совсем беззащитной и… слабой. Но вместе с тем живой и настоящей.

В офисе она всегда строго соблюдает дресс-код. Её поведение выверено до мельчайшего штриха. Она крайне редко повышает голос, но ей и не нужно. Работники считаются с её мнением. Возможно, даже побаиваются.

Хотя страшного в ней не больше, чем в прекрасном цветке розы. Всё её шипы — лишь необходимость. Они могут уколоть, но едва ли причинят серьёзный вред. А лепестки меж тем остаются всё такими же мягкими, благоухающими и желанными…

— Прости, — произносит Карина уже привычным собранным тоном. — Я не хотела тебя разбудить.

— Ерунда, — спокойно отзываюсь я. — Тебе не за что извиняться.

— Всё-таки это была плохая идея — селиться в одном номере, — продолжает Карина, проигнорировав мои слова. — Вернусь и устрою Анфисе взбучку за то, что она не потрудилась разыскать другой отель.

— Твоя помощница здесь ни причём, — напоминаю я. — Поисками занималась моя Лика. И она в этом случае едва ли виновата. Скорее уж я слишком поздно дал ей задание на бронь. Так что, если всё-таки решишь на кого-нибудь поругаться, то ругайся на меня.

Карина сдержанно улыбается:

— Ну, как скажешь. Значит, сам виноват.

Мне тоже трудно не улыбнуться в ответ:

— Получается, так.

Несколько секунд мы просто смотрим в глаза друг другу. Это так странно, пленительно и слегка неловко.

Впервые с момента знакомства мы оказались в настолько интимном положении. В юности, когда я и Карина беспечно объяснялись друг другу в любви и могли изредка держатся за руки, мы не позволяли себе больше, чем самые невинные разговоры. О чём-то более близком мы и помыслить не могли, понимая, что добрачные отношения нам запрещены. И всё же тогда у нас была надежда.

А потом эту надежду отняли.

Правильней было бы и не обнадёживаться впредь. Но я совру, если скажу, что с тех пор никогда уже не мыслил о том, чтобы оказаться вместе с Кариной наедине. Как сейчас.

Но, наверное, на этом предел мечтаний исчерпывался.

— Давай спать, — говорит Карина, потупляя взгляд.

— Если хочешь, я посижу рядом, пока ты не уснёшь. Вдруг тебе снова приснится кошмар.

Она неловко поводит плечами.

— Это редкость, — будто бы оправдываясь, произносит Карина. — Уверена, такого больше не случится.

— Что тебе привиделось? — не удерживаюсь я от вопроса.

— Ерунда.

— Что-то о девочках?

Она хмурится, не хочет отвечать.

— Знаешь, с матерями так иногда случается. Тревожимся на пустом месте. Мужчинам этого не понять.

— Почему? Я ведь сам — отец.

— Да, но… Есть разница. Значительная.

— Ты невысокого мнения об отцовстве?

— Вовсе нет! — чересчур эмоционально возражает. — Просто мужчины и женщины всё чувствуют по-разному. Женщина-мать на всё готова ради своих детей. В буквальном смысле готова пожертвовать собой.

— Ты говоришь так, как будто тебе пришлось идти на огромные жертвы.

Карина отворачивается. Её лицо становится вмиг жёстким и непреступным.

— Прости, если я что-то не то сказал… — пытаюсь выкрутиться из положения.

— Всё нормально.

— Не знаю, что ты имела в виду, говоря о жертвах, — продолжаю рассуждать, — но и я на своём примере могу судить, что мужчины иногда делают ради детей то, чего сами не хотят.

Она недоверчиво хмыкает:

— Что, например?

— Например… Остаются в браке с нелюбимой женщиной.

Наши глаза вновь встречаются. Карина молчит, но я слышу вопрос, который она так и не решается произнести вслух.