— Я давно клининг планировала, в последнее время тяжело все самой.

— Эти дегенераты разбили мне вазу, Лена! Ты хоть… ты хоть представляешь, сколько она стоит? И сколько я… как я вообще ее пытался достать.

— Вазу разбила я. Случайно задела, прости.

Он смотрит на меня удивленно. Сначала в его взгляде вспыхивает злость, потом он ее гасит и смотрит уже более спокойно.

— Вообще, ты знаешь… — вдруг говорит он. — Она была старой и от нее давно пора было избавиться.

Как и от меня, да, милый? Но этот вопрос я держу при себе.

А так хочется задать. И посмотреть, как будет изворачиваться. Или не будет? Скажет, да, милая, полюбил. Да и ты помрешь скоро.

Это хуже всего. Неважно, что он скажет, потому что думает именно так.

14. Глава 14

Я смотрю на Гордея, и внутри все холодеет. Он говорит о вазе так, будто она не имела ценности. Хотя еще минуту назад чуть не бился в истерике, возмущаясь тому, что она разбилась. Так же он планирует говорить обо мне? Сперва театрально сокрушаться, а потом — ну, все равно пора было, она болела…

Я сглатываю. Вижу, как он смягчается, тянет ко мне руки, как и всегда, чтобы обнять, но я отступаю. Это привычный жест, привычная забота от него. Но теперь я вижу все иначе. И не могу позволить ему к себе прикоснуться.

— Ты поздно, — замечает, окидывая меня взглядом. — Ужинала где-то?

— Да. — Я не уточняю, где. Пусть думает.

Вижу, как он мрачнеет и недовольно поджимает губы. Гордей — собственник. Всегда им был. Даже сейчас, даже после измены. Даже считая, что я скоро умру, он не может смириться с мыслью, что я не сидела дома, не варила ему борщ и не гладила рубашки. А была где-то там, возможно, с кем-то.

— Ты же помнишь, что тебе нельзя переутомляться. В любой момент… тебе может стать хуже, а рядом не окажется медицинского персонала.

Он так участливо это произносит, что если бы не я не знала, как он планирует жить после моей смерти, поверила бы. А так… только делаю вид. И в конце концов, признаюсь, потому что он и так может узнать от Ирки или своей Лизки, если они успели меня заметить в ресторане:

— Я была с врачом.

— С Никитой? — он не скрывает удивления.

Я киваю, и он мгновенно меняется в лице. Я вижу ревность. Нет, он не думает, что между нами что-то есть. Он слишком самоуверен для этого. И уверен, что я не способна на измену, что я слабая, больная, зависимая. От него, от нашей семьи и отношений, который давно изжили себя. Но сама мысль, что кто-то другой заботится обо мне, не дает ему покоя.

— Что вы делали в ресторане?

— Случайно встретились. Я пришла поужинать, а Никита меня заметил.

Я почти не вру. Со стороны, наверное, именно так и выглядело, особенно для Лизки и Ирки, которые пришли позже нас и могли видеть только как мы вместе уходим или как ужинаем.

— Случайно, значит. И как ужин?

— Обычно.

— Ты перестала следить за питанием? — спрашивает так, будто ему это еще важно.

— Никита сказал, это бесполезно.

— И ты поверила?

— Он мой лечащий врач.

— И все равно он не может помочь тебе.

Внутри меня начинает закипать злость. Гордей смотрит на меня сверху вниз, как на сломанную игрушку, которой осталось немного. Жалеет. Пытается держать под контролем, пока я ему нужна.

— Все нормально, Гордей, — я мягко улыбаюсь. — Скоро тебе не придется обо мне беспокоиться.

Я внимательно наблюдаю за ним, стараясь уловить хоть какие-то эмоции. Он замирает на секунду, словно анализирует мои слова, а затем его взгляде мелькает что-то похожее на тревогу, но тут же исчезает, сменяясь привычным выражением превосходства.

— Дурочка. В мире, знаешь, случаются еще чудеса, — отшучивается, якобы давая мне надежду.