Не хочется.

Мне кажется, я больше не способна испытывать эмоции. Что-то там, глубоко внутри меня, умерло, когда я увидела Гордея с Лизой. Два близких человека. Муж и крестница спокойно предавали меня за моей спиной. И не просто предавали, а ждали моей смерти, планировали жизнь после.

И сын…

Я присматриваюсь к нему внимательней. Пытаюсь понять, где упустила воспитание. Могла ли сделать что-то, чтобы вбить в его голову элементарные понятия морали? Они ведь с Аней давно вместе, живут уже, дело близится к свадьбе.

Неужели, как и отец, туда же.

Даже девушку выбрали одну и ту же.

— Как Аня, Дим?

— Учится, работает, — пожимает плечами. — Все, как обычно.

То, с каким равнодушием он о ней говорит, лишь подтверждает догадки.

Прятать взгляд в чашке больше не выходит. Кофе я допила, десерт доела, с сыном разговор не клеится. Я просто устала. Быть надежным плечом, опорой и поддержкой, когда на это плюют в ответ.

— Мам… точно все хорошо? — неожиданно обеспокоенно произносит Дима. — Ты выглядишь… растерянной.

— Хорошо. За клининг переживаю, одних их там оставила, а у нас же вазы, знаешь, папины любимые.

— Тебе, наверное, пора? Присмотри за ними, чтобы не разбили ничего, а то отец будет недоволен.

— Да, пора.

— Мам… заплатишь за меня? Я на мели пока.

— Заплачу, — отвечаю по инерции.

Достаю из сумки кошелек, оттуда, аккуратно сложенную купюру. Ставлю на стол. С Димой выходим вместе, прощаемся сухо. Обычно я веду себя с сыном по-другому. Очень много расспрашиваю и не меньше рассказываю, напоследок могу еще и денег дать, потому что знаю, что Гордей старается ограничивать Диму. Это на Ирку он не жалел ничего, а для Димы в последнее время зажимает. Зато я поддерживала сына, как могла, но теперь… не буду.

Поднимаюсь наверх, захожу в квартиру. В нос тут же ударяет запах моющих средств. Я морщусь, но прохожу дальше. Невооруженным глазом видно, что кухня уже блестит, а вот в гостиной, где как раз и выставлены редкие сосуды, купленные Гордеем на каких-то аукционах.

Будет очень жаль, если какая-то из них разобьется.

Очень-очень жаль.

Я подхожу к одной из. Стою долго, смотрю. Как и в первый раз, не могу найти ничего красивого. Ваза, как ваза. Странная, слишком большая, не вписывающаяся в интерьер.

Не долго думая, пинаю ее ногой. Она падает не сразу. Со второго пинка. Валится на землю, разбивается. На грохот прибегают сотрудники клининга. Смотрят шокировано. Переглядываются.

Я знаю, о чем думают. Что вина ляжет на них.

— Вы не поранились? — уточняет молодой парнишка, сразу же снимающий перчатки и шагающий ко мне.

— Нет, все в порядке, я просто… голова закружилась, я пошатнулась, удержалась за вазу и вот…

Смотрю на осколки с сожалением.

— Вы уберете?

— Да, конечно, — поспешно соглашаются.

— Я пойду… от запаха моющих голова кружится.

Выхожу на лестничную площадку, прикладываю руку к груди, где бешено колотится сердце.

Правда, подумать над содеянным долго не получается. Трезвонит телефон. Я роюсь в сумке и, достав, отвечаю, не глядя.

— Елена Анатольевна? — я все-таки смотрю на экран.

Никита. Мой доктор, от которого я думала, зависит моя жизнь.

— Да, Никита, я слушаю.

— Давайте сегодня встретимся? Вы свободны?

Я задумалась. Клининг в квартире пробудет еще минимум два-три часа, а потом… мне тоже нечем заняться, потому что с сегодняшнего дня я решила, что не притронусь ни к готовке, ни к уборке. Удобная Лена закончилась. На смену ей пришла больная, бледная и скоро умирающая. Пусть Гордей думает, что еще немного мне осталось.

— Да, свободна, когда?