У самого пруда самозабвенно целовались Степан и…видимо, та самая “Тренер” с крепкими орешками.

Я прикрыла глаза, пытаясь успокоиться.

Сердце бешено колотилось в груди.

Больно ли мне было это видеть? Да.

Очень больно. Унизительно.

Мой муж, пока что — муж, целовался с какой-то пигалицей! С другой бабой.

Он словно не её облизывал, а по мне из танка палил.
А самое главное: как я объясню это Варьке, которая тоже всё видела и стояла рядом, открыв рот от изумления.

И её вопрос не заставил себя долго ждать:
— Мам… А почему наш папа… Какую-то тётю…ох… Облизывает? Фу.

17. 17.

Ответить я не успела.

Дочь вдруг побежала прямиком к отцу…

— Папа! — дёргала она его за куртку. — Папа!

Степан и “тренер” оторвались друг от друга и прятали глаза от меня и ребёнка.

Вот козлина! Он даже не грустил. Тут же пошёл к своей этой, они гуляют по парку, трогательно держась за ручки, и целуются у всех на виду, отмечая свою победу над рогатой женой-дурой!

Обидно было это понимать.

Ещё вчера вечером этот человек значил для меня так много… Мы были семьёй.

А сегодня он целуется с той, на кого променял меня на глазах собственной дочери.

Не буду-ка я влезать. Пусть папочка и разъяснит ребёнку, что происходит.

Я пошла следом за Варей, чтобы контролировать её, но пока вмешиваться не стала. Осталась стоять на расстоянии нескольких шагов, мне их всех было прекрасно слышно.

— Варя… — неловко улыбнулся Стёпа, отпустив из объятий свою кобылу. — Ты что тут делаешь?

— С мамой гуляем! А вот что делаешь ты? — ткнула она в него пальцем. — Кто это женщина?

— Я — не женщина, — вклинилась любовница моего мужа.

Вероятно, нарицательное, выбранное моей дочерью для неё, “тренеру” не очень-то понравилось, потому что явно придавало возраста. Я бы тоже не назвала её “женщиной” — больно молодая, да и не достойна этого звания, но Варе она казалась куда старше, чем была на самом деле.

— Ну, тётя! — поправилась Варя, и мне стало вдруг смешно. — Кто это?

Наверное, это уже что-то нервное… Но “тренер” заметила мой смешок и стала злобно смотреть на меня. Да мы и до этого не смотрели друг на друга по-доброму, потому как каждая знала, какое отношение имели к Степану. Общий мужик, так сказать…

— Это…подруга, — ответил ей отец.

Да уж, подружка… Которую он иногда напяливает! Бывает…

— А почему ты её целуешь?

— Мы так здороваемся. Только что встретились с ней у пруда.

— В губы? Разве так здороваются? Я думала, так целуют только…маму. А как же мама? — Варя с такой горечью спросила это, что мы втроём поняли — ребёнок начала догадываться обо всей ситуации…

— Ну… Когда мужчине нравится его подруга, он может и в губы её целовать, — отозвался Степан, пряча глаза от неловкости. — Слушай, дочь. Мы с тобой обязательно обо всём поговорим, но не сейчас. Мы с Диной опаздываем, если честно.

— Ты уходишь с ней? — округлила глаза девочка.

— Ну… Да. Мама тебе не сказала ничего?

— Ты сам просил молчать, — подала я голос. — Разве нет? Так что не пытайся всё свалить на меня.

— Ну да, просил… — хмыкнул Степен, беря под руку свою зазнобу, которая разрушила наш брак.

Красивая. Молодая. Наглая… Смотрит с вызовом.

Я понимала Степана, как мужчину — почему она ему понравилась.

Но по-прежнему не понимала его, как мужа и отца — он променял нас на вот эту куколку с капризно надутыми губками? Не думала, что ему нравится такой типаж девушек…

А глаза — глупые-глупые. Как мы одновременно ему могли нравиться? Такие разные женщина и девушка могут только шизику с биополяркой нравиться!

Или… Я давно вышла в тираж, и даже не заметила того, что вкусы мужа на женскую красоту изменился в корне?