– Только не долго, – говорит ему Даша и идёт на кухню.

– Как тебя зовут? – спрашиваю паренька.

– Александр, – настороженно отвечает он.

– А меня – Влад, – протягиваю ему руку, и Саша уже смелее жмёт её в ответ.

Живо подхватив свой рюкзак, мелкий скрывается за дверью гостиной, а я иду следом за Дашей.

– Тебе помочь? – спрашиваю, видя, как она, чиркая спичками, пытается зажечь котёл. – Давай, может, я.

– Я сама. Здесь такая система дурацкая, – вздыхает. – Надо сначала открыть кран и пустить воду, а потом поджигать. Этому котлу сто лет в обед. На ночь обязательно надо отключить.

Пока Дарья борется с котлом, я ощущаю некое напряжение, словно в воздухе витает тень прошлых событий. Мне больно об этом думать, но и не узнать я не могу.

– Что случилось с Кариной?

Она поднимает на меня взгляд, медленно опускает спичку, а затем тихо отвечает:

– Её сбила машина.

Я с такой силой сцепляю зубы, что чувствую металлический привкус крови во рту.

– Странно, что ты об этом не знал. Кто-то из наших должен был сообщить это твоим родителям. С тобой ведь связи совсем не было. Ты, кажется, работал на круизном лайнере?

– Да. Был такой период.

Я специально устроился на лайнер администратором по персоналу, чтобы отшлифовать знание английского языка.

С горем по полам, ей все же удаётся запустить котёл. Затем она набирает в чайник воду и ставит его на плиту:

– Еды здесь, сам понимаешь, нет. Но чаем угостить могу.

– Мне ничего не нужно. Скажи, а где её мать?

– Умерла от инфаркта. Сердце не выдержало горя.

– Понятно, – сглатываю непроходимый ком в горле.

– Влад, ты правда совсем ничего не знаешь? – Даша отодвигает табуретку и садится напротив. – Тебе родители совсем ничего не говорили? Насколько я знаю, то Карина несколько раз разговаривала с твоим отцом.

– Что-то говорил, – напрягаю свою память. – У нас тогда была стоянка. Кажется, в Малибу. Я звонил домой. Мать по телефону мне сообщила, что Карина бросила учебу и улетела работать аниматором в Турцию. Там влюбилась в турка и собралась за него замуж. А куда уж мне было с турком тягаться?

Я помню, что словил тогда депресняк. Даже в запой ушёл на неделю. А потом… а потом понеслась тачанка в степь. Баб менял чаще, чем бельё. Азиатки. Мулатки. Кубинки… Эх, вспоминать тошно.

– И ты больше никогда не интересовался её жизнью? Ведь ты её так сильно любил.

– Вот потому что любил, потому и не мешал.

– Понятно, – говорит Даша, и в этот момент её перебивает резкий свист чайника. Она поднимается с места и выключает плиту.

– У тебя выпить найдётся?

– Не знаю, – пожимает плечами и подходит к кухонным шкафчикам. По её движениям видно, что она делает это автоматически, словно в какой-то степени уклоняется от боли.

– Есть только это, – из одного из шкафов она выуживает небольшую бутылку с чем-то коричневым. Открывает крышку и морщит нос: – Ореховка. Только вот не знаю, сколько лет она здесь стоит.

– Плевать.

– А если отравишься?

– Возможно, это будет к лучшему, – горько усмехаюсь в ответ. Мне хочется забыться. Хоть на время.

Дарья

Вздрагиваю от резкого звука бьющегося стекла.

– Мам, этот дядька стрёмный, – поворачивается ко мне Сашка.

– Да, нормальный, – поправляю сыну одеяло. В квартире всё так же холодно, поэтому он спит в одежде.

– Зачем он бьёт посуду? – недоумевая, хлопает глазами.

– Плохо ему, – тихонько отвечаю.

– У него что-то болит?

– Да. Душа. Спи давай.

– А ты?

– А я схожу посмотрю, как он там.

Выхожу в коридор и осторожно захожу на кухню. Под ногами хрустят осколки разбитого стакана.

– Извини, я случайно зацепил, – Влад поднимает на меня глаза. Мужчина сидит всё в той же позе, что и час назад.