Чёрт, у меня же сегодня самолет!

С трудом поднимаю руку и смотрю на часы. Начало седьмого.

На телефоне осталось десять процентов батареи. Пишу сообщение водителю. Он быстро отвечает, что будет в течение часа. Прошу его заехать по дороге в аптеку и купить обезбол. Потому что жизнь, мать её, продолжается!

Поправив рукава рубашки, поднимаюсь на ноги и иду в ванную. Умываюсь ледяной водой. Не душ, конечно, но тоже бодрит. Затем выхожу в коридор и подхожу к спальне. Практически беззвучно приоткрываю дверь их и вижу, что Даша с сыном еще спят. Жалко их будить, поэтому я так же тихо закрываю её обратно и возвращаюсь в гостиную. Проверяю телефон – водитель сообщает, что будет через десять минут. Одеваюсь, обуваюсь в коридоре, снимаю с вешалки свое пальто и выхожу из квартиры, аккуратно захлопнув за собой дверь.

В душе так же дерьмово, как и во всём организме. Как говорила моя мать: «Рану никогда не залечит соль».

На улице свежо. Мороз пробирает до самых костей. Спустя несколько минут вижу, как во двор заезжает мой чёрный внедорожник. Он подъезжает к самому поезду, и я быстро сажусь внутрь. При чём на заднее сидение, чтобы не убить свои штыном водителя.

– Вот, шеф, возьмите, – Тимур достает из бардачка купленные таблетки, небольшую бутылку с водой и передает мне.

– Спасибо, – коротко киваю и закидываюсь сразу двумя таблетками, чтобы наверняка.

Ранее утро, пробок в городе пока нет, поэтому доезжаем домой достаточно быстро. Заезжаем на территорию жилого комплекса через пост охраны. Велю водителю ждать меня в подземном гараже, а сам быстро поднимаюсь в квартиру.

Войдя в квартиру, я медленно закрываю дверь. Головная боль потихоньку начинает утихать под воздействием обезболивающего, и я чувствую, как жизненные силы ко мне постепенно возвращаются. Снимаю пальто, вешаю его на вешалку в прихожей рядом с «женской норковой шубкой» и понимаю, что Маша никуда не уехала. Мгновенно вскипая, я направляюсь в спальню. От силы, с которой толкаю дверь, Мария едва не подпрыгивает на кровати.

– Я же просил тебя убраться! – гремлю басом на всю квартиру.

– И тебе доброе утро, Добров, – садится на кровати и заворачивается в одеяло.

– Скажи, ты больная или слабоумная? – снимаю себя пиджак и бросаю его в сторону.

– Ни то, ни другое. Просто я это… – виновато блеет она.

– Что это? – тихо рычу я, и вслед за пиджаком летит рубашка. Вижу, как Мария внимательно наблюдает за моими движениями: – Не бойся, тра..ть тебя не собираюсь, – снимаю брюки, носки и остаюсь в одних боксёрах.

– Владюш, нам поговорить надо, – говорит она с интонацией провинившегося ребёнка.

– Поверь мне, что не надо, – открываю комод и достаю оттуда чистые вещи. – Дам тебе совет, Маша – не буди лихо, пока оно тихо, – подхожу ближе к кровати и опасливо нависаю над ней. – У меня сегодня самолёт. Завтра вечером я вернусь, – кладу одну свою руку ей на затылок и с силой сгребаю волосы в кулак, заставляя откинуть голову и посмотреть мне в глаза. – И если ты не соберёшь свои вещи и не свалишь сама, то я собственноручно возьму тебя за твои платиновые патлы и выволоку отсюда. Кивни, если поняла.

Моя бывшая жена молча дёргает головой.

– Вот и ладно, – резко отпускаю и отхожу. – Я сейчас в душ. А потом мне надо позавтракать. Сделай так, чтобы я тебя в этой квартире потерял.

Я всегда следую принципу «не бить женщину никогда и ни при каких обстоятельствах», но сейчас руки так и чешутся. Каждому терпению есть свой предел. Надеюсь, что она хоть это понимает.

Молча направляюсь в душ.

Омерзение – это то, что я сейчас испытываю к своей бывшей жене. Если бы вчера я не остался ночевать у Дарьи и вернулся домой, то точно задушил бы эту дуру. Баба последние мозги себе пергидролем выжгла. Идиотка.