В этот момент из-за двери показывается Сашкина голова:

– Мам, я готов, – тихонько произносит сын.

– Зубную щетку взял? – спрашиваю сына, продолжая смотреть Виктору прямо в глаза. Ищу в них хоть каплю сожаления. Но ожидаемо не нахожу её.

– Молодец! – бодро отвечаю сыну и поднимаюсь с дивана.

Выхожу в коридор. Засовываю ноги в ботинки и накидываю на плечи пуховик. Жду, когда Сашка наденет куртку. Затем мы берет свои скромные вещи первой необходимости и выходим на лестничную клетку.

Прежде чем закрыть дверь с той стороны, я громко повторяю:

– У тебя времени до десяти. Советую поторопиться, чтобы не пришлось задерживаться.

Сегодня мы с Сашей будем ночевать на квартире моей тёти. Она уже в возрасте и давно живет с детьми. Ну а я время от времени присматриваю за ее жилплощадью и поливаю цветы. Поэтому у меня всегда с собой ключи от ее дома.

– Мам, ты очень грустишь от того, что папа больше не будет жить с нами? – спрашивает Саша, шагая рядом по мокрому снегу.

– Не очень, – пытаюсь улыбнутся, чтобы не нагонять на сына тоску. Я не хочу, чтобы он чувствовал вину за случившееся. Тем более, что он здесь ни при чём. Проблемы взрослых – это не ответственность детей.

– Почему? – поднимает на меня глаза. Его взгляд становится непривычно взрослым.

– Потому что мы устали друг от друга. У взрослых так, к сожалению, случается.

– Он поэтому уходит от нас к другой тёте?

– И поэтому тоже. Саш, смотри лучше, какой снег валит, – пытаюсь перевести тему и ловлю рукой снежинку, которая мгновенно тает в тёплой ладошке.

– А я думал – это из-за меня, – тихо произносит он, глядя себе под ноги.

– Глупости не говори! Ты то тут при чём?

– Я ему не родной сын. Может, поэтому? Еще я слышал, как бабушка Тома говорила, что он устал кормить чужой рот.

– Бабушка Тома – его мать. Она всегда будет защищать своего сына. Даже если он будет тысячу раз не прав. И я запрещаю тебе её слушать. Пусть бабушка Тома для начала со своими детьми разберется. А потом о чужих говорит.

Мы доходим до угла нашего дома. Дальше начинается двор-колодец, где постоянно собирается местная шушера.

– Мам, смотри, снова они! – сын показывает пальцем на шпану, которая собралась вокруг какого-то мужчины.

– Вот сволочи, – тихо произношу я и достаю из кармана телефон.

Скольких они уже здесь избили, а скольких обокрали, и всё им с рук сходит.

– Что ты собираешься сделать? – пятиться назад сын. – Хочешь полицию вызвать?

– Лучше, – отвечая, прячусь за дерево и дергаю за рюкзак сына. Нахожу в поисковике звук полицейской сирены и врубаю её с максимальным звуком.

Влад

Молча провожаю взглядом убегающие фигуры и поворачиваюсь на звук. Позади меня стоит молодая женщина. А рядом с ней пацанёнок с большим рюкзаком.

– Добров? – слышу удивлённое. – Владик, это ты?

– Простите, – пытаюсь шевелить поплывшими от алкоголя извилинами. – Мы знакомы?

– Это же я! Даша! – она смотрит мне в глаза, прикусывая нижнюю губку, а я не могу сообразить, откуда я её знаю.

– Сурикова?

– Она самая, – усмехается и часто дышит. – Сто лет тебя не видела.

– Мам, а это кто? – дёргает её за руку малец.

– Твой? – киваю на паренька.

– Мой, – слегка улыбается. – Тебя каким ветром сюда занесло? – оглядывается по сторонам.

– Да так, – провожу рукой по затылку. – вот решил места боевой славы посетить. Я к Карине заходил. Но мне никто не открыл. Не знаешь, где она?

– А ты разве ничего не знаешь? – на ее лице появляется замешательство.

– Что я должен знать?

– Карины нет.

– Что значит «Нет»? – мой голос сейчас похож на рык.