- Подождите. Это другой Орлов, какая-то ошибка произошла… Это не мой муж, понимаете?

Я чуть ли не засовываю голову к ней в окошко. Будто через отверстие в оргстекле смогу доказать, что у них в системе что-то сломалось, и сейчас мне пытаются выдать за моего мужа какого-то бедолагу-байкера Орлова, разбившегося со своей подружкой на мотоцикле.

- Девушка-а-а, - тянет она, - ну вам же русским языком говорят. Орлов… - грузно перевалившись она заглядывает в монитор коллеги. - Орлов Глеб Николаевич, 30 лет. Не ваш что ли?

- Мой, - лепечу, прижав руки к груди, - то есть не мой… Мой муж не ездит на мотоциклах.

- Нет, Маш, ты слышала… - взрывается возмущением администратор, обращаясь к рядом сидящей коллеге. - Будто мы тут сидим, в носу ковыряемся и на людей наговариваем. Не ездит он у нее… Ездит и ещё как ездит!

- Не переживайте, - сочувственно вмешивается её соседка. - Вы пройдите к администратору, заберите его вещи, ключи и документы. Если не ваш, выясните. По коридору и налево.

Разворачиваюсь и несусь вперёд, не разбирая дороги. Грозная медсестра кричит мне вслед что-то про бахилы, но мне не до этого.

Запутавшись в переходах больницы, в панике сворачиваю не туда. Мечусь, как заяц, пытаясь найти нужную мне дверь.

- Простите, где можно забрать вещи больного? - Бросаюсь к первому попавшемуся мужчине в белом халате.

- Налево, потом по узкому коридору проходите, - начинает рассказывать он мне, и тут же отвлекшись, начинает кричать на кого-то за моей спиной. - Куда вы везёте пациента? К лифту и в операционную, вам было сказано, а вы его по всей больнице катаете!

Развернувшись, он уходит, на ходу ругаясь на то, что понабрали интернов без мозгов.

Я инстинктивно оборачиваюсь, чтобы увидеть источник его раздражения и обмираю.

Мимо меня проплывает искорёженное кровавыми царапинами и гематомами, лицо Глеба.

4. 4. Не совпадение

Мимо меня проплывает бледное, искорёженное кровавыми царапинами и гематомами, лицо Глеба.

Это дурной сон. Просто кошмар. Галлюцинация.

И, как в самых ужасных сновидениях, я не могу двинуться с места. Нет сил, чтобы отвернуться или броситься к нему. Так и стою деревянным истуканом, уставившись немигающим взглядом, и хватаю ртом воздух.

На чугунных ногах, с трудом делаю шаг, потом другой. Наконец, сделав глубокий вдох, бросаюсь к мужу. Хватаюсь за каталку, склоняюсь над ним.

Всхлипнув, до боли закусываю нижнюю губу. С трудом сдерживаюсь, чтобы не взвыть волчонком.

Черты лица те же, но мой был таким красивым и жизнерадостным, а этот…

Какая-то важная мысль зудит в сознании, мелькает и тут же пропадает.

Сейчас я не хочу думать о том, что он был с женщиной, на байке. Какая разница, с кем он был, на чем ехал и куда. Ему же больно сейчас! Так больно...

- Глеб, Глебушка… Ты меня слышишь? - Боюсь прикоснуться к его лицу, оно все покрыто ссадинами. Нахожу его руку под простыней и сжимаю её.

Интерны смущенно переминаются, не решаясь отогнать меня.

Глеб открывает глаза, и я невольно отшатываюсь, будто меня толкнули в грудь. Так пугают меня тёмные и глубокие зрачки, затягивающие, как черные дыры.

Где прежние золотистые искорки моего Глеба? Это глаза много пожившего человека, страдающие и несчастные.

- Прости… - шепчет он запекшимися губами. Легонько шевелит ладошкой.

Звуки его голоса – знакомого, но какого-то не такого, бьют по нервным окончаниям, заставляют зажмуриться в ужасе.

- Глеб... – шепчу онемевшими губами. – Как же так?

Рискую дотронуться до его правой брови. Она кажется мне единственным целым местом на лице.