- Лучше бы твой папа подарил тебе ботинки или хорошую куртку, - недовольно бурчу в руль, чтобы скрыть волнение.

Пока мы быстро собирались, я несколько раз искренне посылала на голову мужа все кары небесные. Если бы не авария, я бы отправила его в больницу самостоятельно. С тяжёлой черепно-мозговой травмой.

У меня не укладывается в голове, как Глеб... Мой Глеб, которого я считала добрым и отзывчивым, мог оставить своего ребёнка ходить в колготках с просвечивающими пяточками по линолеуму старой хрущёвки.

Я с трудом нашла пару приличных футболок и джинсы – знаю, какое значение свекровь придаёт одежде. Внука в кофточке с катышками она точно не признает.

Ведь Глеб знал о мальчишке. Он знал! Почему он так поступил со мной? С ним?

Я должна ненавидеть сына своего мужа, но почему-то чувствую с ним странное родство. И не могу не чувствовать щемящую жалость к ребёнку. Сашу ведь предали, как и меня. Но я большая, я могу за себя постоять и защитить свою дочку. А кто защитит его?

- А моя мама, - подает голос пассажир, - она за мной придёт?

- Не знаю, - едва слышно отвечаю я. – Но ты больше один не останешься. Это я тебе обещаю.

- Я не маленький, я не боюсь один, - вижу в зеркало, как он сурово супит бровки и меня бросает в жар, сразу вспоминаю Глеба. Очень похож!

- Ты часто один остаёшься?

Молчит. Я уже заметила, что он немногословен. А вопросы, которые ему неприятны, просто игнорирует.

- А твой папа... Где он?

Внутри всё сжимается в ожидании ответа. Впиваюсь взглядом в зеркало заднего вида, жду... Жду!

- Папа живёт далеко, – тяжело, по-взрослому вздыхает и тоскливо смотрит в окно, будто видит там далёкий город, где находится отец. – Но он заберет нас к себе, и я не буду больше по нему скучать. Это будет скоро...

Глебу повезло, что он сейчас в реанимации. Иначе я бы сейчас развернулась, ворвалась к нему и с наслаждением вырвала его маленькое чёрное сердце. Быстро моргаю, чтобы пелена слёз не мешала вести машину. Еще не хватало попасть в аварию, как этот...

- Ты скучаешь по папе?

Мальчишка утыкается лицом в синего уродца и замолкает.

Да, я пока не умею общаться с детьми. Тут ничего не поделать. Зато Нина Михайловна в делах воспитания у нас крупный специалист.

Одного орла уже воспитала. Еще какого!

Волевым усилием заставляю заткнуться голос совести, который вопит о том, что у мальчишки и так достаточно поводов для невроза.

С бабушкой ему всё равно будет лучше, чем в той дыре, куда его засунул Глеб. Все-таки Нина - родственница.

Звук телефона наотмашь бьет по нервным окончаниям, заставляя похолодеть. Секунду назад я мечтала прибить Глеба, но сейчас при мысли, что услышу плохие новости из больницы, у меня что-то обрывается внутри.

Не отрывая взгляд от дороги, хватаю трубку.

- Да, да... Говорите!

С раздражением слушаю на том конце громкий жалобный вой.

Мельком бросаю взгляд на экран – точно, свекровь, легка на помине. Не дай бог Саша услышит вопли родной бабушки, ещё выскочит посреди проспекта.

На всякий случай уменьшаю громкость динамика и блокирую дверь.

- Слушаю, Нина Михайловна... Давайте конкретнее и чётче.

- Викуся, - всхлипывание, - ну как такое случилось? Я звонила в больницу. Это же ужас! Ужас...

Конец фразы тонет в надрывном рыдании.

- Нина Михайловна, не убивайтесь. Уверена, с вашим... - «Глебом» хочу сказать я, но бросаю взгляд на притихшего на заднем сиденье малыша и прикусываю язык. Мальчишку пугать не стоит, вдруг поймёт, о чем речь. - Уверена, всё будет хорошо. Таких, как он, ничего не берёт.

Не могу не съязвить. Но это помогает.