- Тётя, не надо, - тихий голос, как писк.

Растерянно оборачиваюсь. Молча моргаю, уставившись на тёмный хохолок, выглядывающий из-за дивана. На секунду выныривают два испуганных глаза и вновь прячутся.

- Э... Малыш... Саша, да?

Хохолок не шевелится.

Подхожу к дивану и дрожащей рукой касаюсь мягких волос. Будто с риском для жизни пытаюсь погладить детеныша пумы.

Я не знаю, кто из нас сейчас больше боится. Возможно, что я.

Теплая макушка вздрагивает от прикосновения и пытается зарыться поглубже.

- Саша, выходи.

- Нет, - вот так вот чётко и однозначно.

Я теряюсь. Не знаю, как общаться с детьми. У меня нет племянников или многодетных подруг. Я даже себя в детстве смутно помню. И что с ним делать?

Устало присаживаюсь на диван и обхватываю голову руками. За спиной тихий шорох.

- Включи свет, тогда выйду.

От этого капризного тона у меня дергается веко. Делаю глубокий вдох. Боюсь, что в сердцах могу выволочь этого мальчишку за вихры из его убежища и прямо так за волосы доставить в детскую комнату милиции или куда положено их сдавать...

Топаю до выключателя, вновь освещаю местный фото-иконостас и раздраженно плюхаюсь обратно.

- Я включила, выходи.

- Я уже вышел. – Протискивается бочком вдоль дивана и становится передо мной. Одной рукой поддерживает шорты, другой, смачно хлюпая, вытирает нос. - А ты кто?

- Э... Мамина подруга, вот она мне ключи дала.

Протягиваю ему брелок с Микки Маусом, и тот радостно цапает его с моей ладони. Недоверчиво улыбается, разглядывая знакомую вещь.

- Я к маме хочу, - шепчет исподлобья.

- К маме нельзя сейчас.

- А завтра?

- Саша, ты один весь день сидел? – стараюсь игнорировать его вопрос о матери. Пусть родственники сообщают или... отец.

- Нет, тётя Зуля, но она ушла. Ей в садик за Каримом, - тяжело вздыхает. - А мама скоро придёт?

- Господи, какая ещё Зуля с Каримом...

- Соседка, она вот там живет... – показывает пальчиком на соседнюю стену. Видимо, это Зуля смотрела на меня в глазок, радуясь, что кто-то избавляет её от тяжкой ноши.

- Бабушка есть у тебя? Тетя или дядя?

- Бабушки нет, - морщит нос и смотрит в сторону. – Никого нет. Только мама, - поднимает карие глазёшки на меня, - и папа иногда.

В его глазах нет озорства, любопытства или обиды. Это серьезный взгляд пожившего человека. Как будто за свою жизнь мальчик видел много грустного и дурного – того, что детям видеть нельзя.

Не смотря на злость, которая сейчас меня раздирает, сердце сжимается от жалости к малышу. Которого, взрослые идиоты, по сути, бросили. Одного.

- Есть у тебя бабушка, – встаю и беру его за руку, - и ещё какая! Всем бабушкам – бабушка... Пойдем-ка собираться, я тебя с ней познакомлю. Где вещи твои, показывай.

7. 7. Сюрприз для Нины

Мальчишка смирно сидит на заднем сиденье, прижимая к груди синего безобразного зверюгу.

Что это за гадость, вообще? Явно вредит детской психике.

- Саш, может тебе дать робота или динозавра?

- Я не Саша, я Алекс... Говорил уже, – угрюмый взгляд в окно.

Буква «л» в его исполнении нечёткая, поэтому имя, которым он просил себя называть, звучит по-детски мило.

- Прости, я забыла, что ты Алекс. Так что, дать динозавра?

- Нет, – ещё крепче сжимает волосатое чудовище. - Это же Хагги-Ваги, мне его подарил... Папа. – Последнее слово он произносит с придыханием.

Мою переносицу печёт от подступающих слёз. Со всей силой на меня обрушивается воспоминание, как однажды в моей жизни появился отец. Ненадолго, на пару дней. Явился с зайцем под мышкой, как ни в чём ни бывало. И того зайца - потрёпанного, с оторванным хвостом, я храню до сих пор.