Понять ее поступок даже не пытался – слишком плохо знал ее.  К тому же сейчас у него уже были причины подозревать ее в некоторой неадекватности – когда настолько кардинально сбиты понятия «хорошо» и «плохо», «правильно» и «неприемлемо», это о чем-то говорит.  И еще это ее неестественное спокойствие… оно должно было насторожить его тогда.  Если бы он беспокоился о ней.

    Так что по этому поводу он не заморачивался. Тогда почему так среагировал?  Почему-то он связывал два эти события – известие о смерти Лены и свою болезнь.

  После двухдневного обследования лечащий врач развел руками и предположил мощную аллергию на какой-то пищевой продукт – следов инфекции не обнаружили.  Шок, стресс?  «А что…?  Вполне возможно – наш организм иногда реагирует на такие вещи непредсказуемо».

   В курортный период, как правило, инфекция возникала вспышками – очагами, редко – эпизодами.  Иногда инфекционное отделение бывало переполнено.  Сейчас же было затишье, проблемы мест не существовало, и врач отказался выписывать Вадима до полного исчезновения симптомов.  Назначил дообследование…

   Пятого дня после обеда Вадим вернулся в свой номер и отпустил Ленку, прилично заплатив ей за работу.  Она и правда хорошо справилась – Янка загорела, даже казалось – слегка поправилась, а еще она «зарычала».

-  Это наш Вовка занимается с логопедом, - рассказывала Вадиму молоденькая няня, - осенью в школу, а он не выговаривал.  Ну, а сейчас р-рычит изо всех сил, ну и ваша тоже стала. Это же хорошо?

-  Очень, - согласился с ней Вадим.

  Он знал, что всю эту неделю Ксюша напряженно работала – не раз наблюдал это, когда она брала работу на дом.  И хотя бы часов до пяти-шести вечера не стал ей звонить – не хотел отвлекать, мало ли…  По себе знал, насколько внимательным нужно быть, имея дело с цифрами.

   А вечером позвонил, чтобы предъявить, наконец, ей Янку.  Предъявил…  От того, как после имени "Лена" буквально зазвенела тишина в трубке, его бросило в холодный пот.  Показалось - речь сейчас шла о той Лене – покойной.  Отчетливо осозналось вдруг и это – наконец-то…  вдобавок. 

  Почему у нее такая реакция на это имя – холодел он.  Ведь не могла же она знать о той Лене?  И – паника!  Из-за окончательного принятия для себя смерти Лены или оттого, что Ксюша могла знать? И – животный какой-то ужас, потому что перед глазами сразу – гроб, стылая земля комьями и то, что он чувствовал маленьким, когда хоронили деда – растерянность, неприкаянность, непонимание…  Лену мертвой и в гробу представить он не мог.  Может, поэтому виделись дедовы похороны?

   Но у него была Ксюша – живая, его… и нужно было срочно объяснить, доказать ей, что она надумала себе что-то не то!  Поверит ли еще она после почти недельного вранья из больницы?

   А она не брала трубку!  И он стал злиться – на нее уже.  За то, что не права сейчас, что совершенно беспочвенно надумала себе всякие глупости, что подозревает его черти в чем – на пустом месте!  Всего лишь из-за одного слова, что брякнула Янка.  И вызверился на нее, когда позвонила сама:

-  Трубку бери, когда звоню! Не хочу, чтобы ты неправильно поняла Янкины слова.  Я немного приболел, поэтому взял ей…

   Ксюша совсем не желала слушать его – кричала, злилась, обвиняла…  И он тоже рычал, пытаясь вставить хоть слово, потом пытался воздействовать на нее убеждением.  Он совершенно не узнавал свою уравновешенную, позитивную жену.  А потом прозвучало это – «я уйду, мы с Янкой уйдем, радуйся!  И не нужно прятаться в ванной с телефоном, да?!»