— Привет! —  говорю громко, обращаясь ко всем сразу. — Приятного аппетита.

В меня летят благодарные “спасибо”, пока осматриваю длинный, утрамбованный едой стол и ловлю быстрый, но очень ощутимый взгляд на своей груди. 

Я не особо стеснительная. Меня всю жизнь все разглядывают, особенно мужчины, но садовник сделал это так быстро и цепко, будто отщипнул от моей груди кусочек, а потом молча уткнулся носом в свою тарелку! Перекинув на плечо волосы, закрываю ему обзор.

— Антонина, садись, — добродушно предлагает Светлана Алексеевна, потому что я топчусь на месте, в отличии от своей сестры, которой Женя уже накладывает еду.  

— Можно просто Тоня, — снова объявляю для всех и занимаю место напротив молчаливого родственника Немцевых. 

Если бы только что я не поймала его за разглядыванием своей груди, решила бы, что он присутствует за столом только в физическом смысле, а в ментальном отсутствует. 

Подняв глаза, рассматриваю его лицо.

Увидела бы в толпе и сразу отвернулась бы, а здесь смотрю. Длинные загорелые пальцы ловко работают вилкой и ножом. Ладони жилистые, как и весь он. 

Я не набиваюсь к нему в друзья, хотя это было бы логично, потому что за столом именно мы двое состоим в возрастной категории восемнадцать плюс и тридцать минус. 

— Ты не вегетарианка? —  смеется Женя, отвлекая мое внимание. 

Указывает на блюдо с запеченной курицей в центре стола, и я понимаю, что ужин в этой семье — что-то очень традиционное. В нашей семье ужин —  это кому как приспичит.  Мы вообще дома за ужином собираемся раз в столетие. Родители всегда много работали, особенно отец.

—  Федор у нас вегетарианец, — сообщает Женя.

Надо же. Это все объясняет.

Бросаю быстрый взгляд на эту персону, которая молча пьет морковный сок из старомодного хрустального стакана. Точно такие же есть у моей бабули.

— Я тоже вегетарианец… — вклинивается пятилетний Сева.

— Не совсем, — тактично замечает Женя.

— Я люблю все, — протягиваю ей свою тарелку.  

— И побольше, — ехидничает Адель.

— Лепешку, То-ня? — растягивает мое имя Алекс, предлагая хлебную корзину. 

Вздыхаю и беру кусочек. 

Жую салатные листья, поглядывая на свой телефон, пока Аделя общается со всеми по очереди. Нанизываю на вилку кусок курицы и отправляю в рот. Егор не ответил ни на одно из моих сообщений. Что происходит?

“Эй, але, гараж! Где твои реакции?”, — быстро набираю ему вдогонку к фотографии.

— Фёдор, ты бы показал тут Тоне все? С друзьями познакомил… — рассуждает Женина мама. — На пляж свозил...

Просто отличная идея!

Я — будущий журналист. Я люблю коммуницировать с людьми, для меня это, как воздух. Ну и вечеринки я тоже люблю!

— Отличная идея! — встрепенувшись, смотрю сначала на нее, а потом на садовника.

Перестав работать тяжелой челюстью, медленно поднимает глаза и, наконец-то, смотрит прямо на меня. 

Глаза у него черные, как угли. Первый раз такие вижу. Он чуть щурит их, будто у него со зрением проблемы. Весь его мрачный вид говорит мне о том, что отличной эту идею он совсем не считает.

— Без проблем, — односложно отвечает парень, задержав взгляд на моем лице.

Опять этот стрекот под ребрами, к которому присоединились мурашки. Это вообще законно — иметь такой голос?

— Когда поедем? — спрашиваю, дружелюбно улыбнувшись.

— Сегодня, — опускает голову, возвращаясь к своему диетическому салату.

— То есть вот сейчас? — не отстаю я, постукивая босой ногой по полу.

В крови мерно вскипает адреналин. Так всегда бывает, когда передо мной встает перспектива пойти и поискать себе приключений. 

— Угу, — отзывается он, не отрываясь от еды.