И вдруг вместо податливого Настиного тела Пузан встретил чьё-то колючее плечо, ушибся о него рёбрами и отлетел в сторону.

– Ты чего?.. – пробормотал он обиженно, но сдачи не дал, ибо отличался миролюбивым нравом и задевал лишь тех, кто был слабее его.

А с Юркой Гагариным – известно – лучше не связываться. Вот Пека Фрязин попробовал – и распластался на земле. Вскочил, сжал кулаки – и снова запахал носом в грязь. И главное, Юрка не злится вовсе: губы улыбаются, глаза весёлые, блестящие и… опасные. А крепок он, как кленовый корешок. Нет, лучше с ним не связываться. Да и на кой она сдалась, эта конопатая плакса? И Пузан пошёл себе потихоньку прочь, а за ним, ругаясь и грозясь, ретировался отважный Фрязин.

– Не плачь, – сказал Юра девочке. – Они же в шутку.

Настя дёрнула носом раз-другой и успокоилась.

– Какой ты сильный! – сказала она восхищённо. – Здорово дал!

– Да это понарошку, – отмахнулся Юра.

Он глядел на её пёстрое черноглазое лицо, и ему было радостно. Он готов был сразиться за неё не только с робким Пузаном и задирой Фрязиным, а хоть со всем воинством гетмана Жолкевского.

– Слушай, – сказал Юра, не зная, чем одарить это дивное существо. – Ты видела «жилища богатырей»?

– Н-нет, – сказала Настя подозрительно.

– Пошли!..

Юра поделился с Настей всем, что имел: «жилищем богатырей», могильными курганами бесстрашных русских воинов, старым ветряком, где до революции водились ведьмы, заброшенным погостом – там по ночам мерцали зелёные огоньки, остовом сгоревшего самолёта, полузатонувшего в болоте. Настя принимала эти дары с вежливой прохладцей. Как выяснилось, её родное Мясоедово тоже не обойдено и памятниками русской славы, и таинственными огоньками, и всевозможной нежитью, вот только сгоревшего самолёта не было. К тому же её томили иные заботы.

– Пирожка бы сейчас! – сказала Настя мечтательно.

Они сидели на треснувшем, вросшем в землю жёрнове, возле бывшего обиталища ведьм.

– Оголодала? – с улыбкой спросил Юра.

Настя замотала головой.

– Я сытая. Пирожка охота… У нас каждый день пироги пекли. С яйцами, грибами, капустой, рисом, яблоками, вишнями, черникой.

– А ты, видать, балованная! – засмеялся Юра.

– Конечно, – с достоинством подтвердила Настя. – Я моленное дитя.

– Как это – моленное?

– Папка с мамкой никак родить не могли. И бабка покойная меня у Бога вымолила.

– А разве Бог есть? – озадачился Юра.

– Только у старых людей. У молодых его не бывает.

– Жалко! – снова засмеялся Юра. – А то бы мы пирожка намолили!

– Посмейся ещё! – обиделась Настя. – Я с тобой водиться не буду.

– Знаешь, – осенило Юру, – пойдём к нам! Мать вчера тесто ставила. Насчёт пирогов – не знаю, а жамочку[2] или пышку наверняка ухватим.

– Пышки с вареньем – вот вкуснота! – облизнулось «моленное» дитя.

…Но пока настал черёд сладким пышкам, им пришлось отведать «кисленького». У Гагариных сидела встревоженная и рассерженная Ксения Герасимовна.

– Явились не запылились! – приветствовала она появление дружной пары. – Я тут с ума схожу, а им горюшка мало! Куда вы запропастились?

– Да никуда, – подёрнул плечом Юра. – Просто гуляли.

– Дышали свежим воздухом, – уточнила Настя.

– Видали! – всплеснула руками Ксения Герасимовна, и её седые волосы взметнулись дыбом от возмущения. – Воздухом они дышали, поганцы!.. – Она повернулась к Анне Тимофеевне, с укоризной поглядывавшей на сына. – Недовольна я вашим парнем, очень недовольна!

– Чего он ещё натворил? – огорчённо спросила Гагарина.

– Ведёт себя кое-как, дерётся, товарищей обижает.

– Сроду никого не обижал, – сумрачно проворчал Юра.