- Ты знаешь… - звучит тихое, Ваня цыкает.

- Ты много заплатил, чтобы это скрыть, но да. Знаю.

- Что касается первого — мы это искоренили, - холодно рапортует отец, - Все четыре года, что Василиса не жила в России, она проходила лечение и каждую неделю сдавала анализы. Что касается второго? Это тебе понравится больше, но может, Василиса сама скажет?

Ни за что! Да и если бы хотела…не смогла бы. Если раньше я говорила про унижение, то сейчас оно действительно настоящее. Я словно на витрине стою, а меня рекламируют, чтобы продать подороже. Вот он кошмар моей жизни во плоти, о чем знают две стороны одной медали под названием «ненависть». И они делают это словно специально…

- Ну же, Василиса. Говори.

Звучит настойчиво, но я слегка отступаю назад, и тогда отец устало вздыхает.

- Василиса ни с кем не спала, кроме тебя, Иван.

Короткая пауза пресекается взрывом очередного, громкого смеха, который шпарит меня по и без того раскрытым ранам.

Не верит…

Конечно, он не верит! И никогда не поверит, что это чистая правда…

Я бы не смогла. Только его подпускала, даже после того, как все случилось…

Для меня существовал только он…и до сих пор существует только Ваня, который тянет небрежно.

- Ой ли?

- После того, что случилось? Иван, мне не нужны были повторения. Я за ней следил.

Правда. Вот это чистая правда! Только он следил по другой причине, но это всего лишь история…нет смысла в этом разбираться.

Нет. Никакого. Смысла. Все, что я скажу, будет использовано против меня и будет звучать, как жалкое оправдание.

Ваня молчит. Я боюсь посмотреть на него, боюсь поднять глаза на родителей, боюсь даже пошевелиться! Мне кажется, что меня оставили в покое, и я хотела бы, чтобы это длилось вечно, но…

- Такие дела не решаются нахрапом, - говорит отец, - Я дам тебе время подумать. Если тебе нужны ее анализы, я пришлю. Нужны доказательства другого вопроса? Это у меня тоже есть. Обмозгуй, что ты получишь, если согласишься, а что, если продолжишь глупую месть.

- Глупую месть?! - звучит совсем тихо, но угрожающе, а за этим следует точка в моем приговоре.

- То, что случилось много лет назад — печально. Мне жаль. Но ты сам теперь живешь в роскоши, и ответь мне, если бы тебе сказали от нее отказаться, ты бы смог?

Господи…

- Вот и Василиса не смогла. Не вини ее. Она не привыкла жить, как мы жили, она этого не знает. А я? Когда ты станешь отцом, поймешь, почему я так поступил. Кстати, это еще одно условие нашего договора: у вас должен появиться ребенок. На этом все.

Тишина такая оглушающая…я боюсь лишний раз вздохнуть, клянусь! Лишь смотрю на него и спрашиваю: папа, за что? За что ты так со мной?…

А он властно переводит на меня взгляд и слегка улыбается.

- Василиса, проводишь нас? Не волнуйся, Иван. Пока мы не договоримся, я не стану предпринимать никаких шагов. Сказал же — у тебя есть время, а я свое слово держу.

Видимо, нам дали добро. Я этого точно не знаю, но по жесту отца понимаю — иди, и я иду. На ватных, негнущихся ногах. Иду за ним по когда-то нашему дому. Следую по пятам. Если честно, то сама до конца не понимаю, что происходит, и я правда надеюсь, что это все — блеф. Шутка. Но…

Когда мы выходим за пределы территории, он сразу отдает команду маме, и та направляется к машине.

Не оборачивается.

Лишь на миг, когда открывает дверь, но этого мига достаточно, чтобы я все поняла — теперь точно: не будет спасения. Никакого спасения не будет…

Папа тем временем смотрит на меня с ухмылкой, а потом снимает с плеч пиджак и накидывает на меня.

- Холодно, ты простудишься…