Нужно расслабиться, ведь эта композиция должна приносить радость и покой, но я не счастлив, и для меня это всего лишь набор нот, разные нажатия клавиш и педаль. Мелодия составлена из различных тональностей, но мне так привычно, что скучно.

Она парализует тело, но не пальцы.

Я парю над головами, скольжу с мелодией по залу. Не боюсь ошибок в произведении – здесь их никто и не заметит.

Игра на пианино, как мой крик, но никто его не слышит, слух публики улавливает лишь музыку. Зрители поднимаются на небеса, а я ускользаю на улицу подальше отсюда. А пальцы продолжают бегать по клавишам, создавать музыку, от которой, как обычно, плачет мать.

Достало. Всё достало. Вырвать бы эти клавиши, а не блуждать по ним пальцами. Разбить бы пианино, а не сидеть за ним.

Нет гармонии с мелодией, нет близости.

Одна апатия.

Нота за нотой. Скоро конец, пора возвращаться.

Звучат аплодисменты.

Встаю с банкетки, выпрямляюсь, и кланяюсь.

Майк и Тая поднимаются с кресел. Тая делает вид, что вытирает слёзы. Лживая и прекрасная.

И снова сажусь. Новая мелодия. Новый порыв свалить со сцены.

Трусость – это делать то, что не нравится и не хочется.

Я трус.

Завершаю концерт длинной нотой ля.

Ухожу со сцены, как давно хотел. Зрители вкладывают цветы мне в руки: я учусь с ними, но в колледже они меня даже не замечают.

Мать отнимает у меня букеты, отец стоит с ней рядом.

Забирайте всё и дальше.

В ваших руках верёвочки от моей жизни – куда тянете, туда и шагаю.

Майк преграждает мне путь к выходу. Блондин сильнее и крепче телосложением.

Я останавливаюсь. Сердце барабанит ненавистную музыку страха. Его глаза, как льдинки на лепестках цинерарии «Серебряная пыль». Когда Майк смотрит, становится холодно. От него и пахнет морозной свежестью – возможно, это обман мозга, но я чувствую этот аромат. Мурашки ползут по коже.

Из-за сквозняка и так небрежная причёска Майка похожа на метёлку. На щеку падает тоненькая светлая косичка.

Он играет желваками. Неужели не понимает, что это тупо? Но женщины на это ведутся.

– Классно сыграл, парень.

– Я, Артур.

– Артур, Артём, неважно. Ты хоть раз в морду давал? – он задаёт мне неожиданный вопрос, и я чувствую, как меня охватывает депрессия.

– При чём тут это?

– Посмотри на свою маму.

Я оборачиваюсь. Моя мать хвастается МОИМИ цветами перед отцом. Я к этому привык, но для других это необычно и странно.

– Ну?

– Ты тюфяк, Артур.

О, неужели правильно произнёс моё имя. Что, не такой он и дурак, получается?

– Ну и ладно… – ворчу я в ответ. Его слова задели те места в душе, которые желают перемен, и снова в груди одна апатия.

– Если на твоих нападут, как защищать собираешься?

– Кто нападёт? – отвечаю вопросом на вопрос.

Родители у сцены смотрят на расходящихся зрителей.

– Да кто угодно. Или тёлку твою отбить захотят. У тебя же были девушки? – продолжает расспрос, не оставляя надежды на прекращение этого нелепого разговора.

– К чему такие вопросы вообще?

Нет.

Не было у меня никого. Но если считаются фантазии – то я ловелас.

– Жалко тебя, чувак. Твои заслуги отнимают родители. Девчонки забывают сразу, как увидели. Ты и из дома по-любому не выходишь.

– Откуда тебе всё это знать?

Я вздыхаю с грустью, подтверждая его слова.

– Я экстрасенс.

В шутку машет рукой перед моим лицом. Высмеивает.

– Погнали на нормальную вечеринку, покажу, что такое веселье. Это не твой тухляк, – предлагает он, всё ещё не отводя от меня взгляда. Я же стараюсь не встречаться с ним глазами, смотря куда угодно, только не на него.

К нему подходит Тая и её подруга. Майк ждёт от меня ответа с поднятыми бровями, изогнутыми по середине. Я перевожу взгляд с одной девушки на другую, и на Майка.