Дверь открывается и прилетает мне в нос. Я хватаюсь за лицо и отшатываюсь. От боли слезятся глаза. Я ограждал себя от боли, и старался никуда не вляпываться, но, походу, те дни кончились.

Пол осматривает мой нос и уходит за салфетками. Кровь из носа течёт к губам, от ярко-красного кружится голова, Майк у входа как полупрозрачное розовое пятно.

– Забыл о нас, Артём?

Многие знают, когда вовремя войти и вовремя выйти. У меня всё да наоборот. Вся жизнь вверх тормашками.

Сминаю бумагу и сую в ноздри.

– Я, Артур, – бубню, в очередной раз напоминая Майку, унижая этим себя. Да весь мой вид – это унижение человечества.

– Забыл? О чём забыл? – шипит Пол мне в ухо.

О, какая жалость, я что-то скрыл, оставил при себе, а не разболтал, как любитель делать он.

– Родители заперли бедного мальчика?

Из зеркал на меня смотрит неудачник с бумагой в носу и кровью на губах. И уверенный, надменный Майк.

Разные, как огонь и вода. Поэтому мне не видать Таю около себя.

– Я был занят.

– Эй, – смеётся Майк, обращаясь к Полу, – чего это твой друг такой занятой?

– Так он же пианист, домосед.

Майк, обхватив руками живот, заливается смехом и сгибается.

Пол придурок.

Звонок трезвонит, оповещая о начале пар.

Делаю шаг вперёд, но Майку на мои попытки выйти пофиг. Его припадок стихает. Серые глаза, холодные, как январские ночи, приковывают к месту, превращая в ледяную статую. Грудь пронзает дрожь.

– Я всем сказал, – серьёзно начинает, – что придёт пацанчик, развлечётся. Чтобы никто тебя не трогал, а ты что сделал?

Мои пальцы дрожат. Одна бумажка вылетает из носа, и я вижу на ней кровь, меня пошатывает от лёгкого головокружения. Мутит. Скорее бы всё это закончилось, пока я не потерял сознание.

Пол убегает в туалетную кабинку.

– Что я сделал?

– Не пришёл.

Длинные пальцы берут меня за воротник рубашки и тянут. Костяшки больших пальцев вонзаются в подбородок, но я стараюсь держать голову прямо.

Появляется шанс доказать, что я не потерян:

– Не захотел и не пришёл.

Вот бы твёрдости в голосе, громкости, дерзости, а не писка мышиного.

– Да ты что!

Отпускает воротник, толкает в грудь, и я отлетаю на несколько шагов назад. Поскальзываюсь на мокрой плитке, но удерживаю равновесие.

Майк складывает руки на груди.

– Сегодня в десять. У меня дома.

– Что, зачем?

– А можно и мне? – выглядывает Пол из кабинки туалета.

– А ты лох?

Усмешка на губах Майка. Издевательства над нами его развлекают.

– Я не лох! – уверяет Пол, выходя из кабинки. Погружает пальцы в волосы цвета тёмного шоколада, растущие небрежно вверх.

– Тогда нельзя.

Потупляю взгляд, и качаю головой. Вот тебе и популярность. Лох.

– А, так я тоже лох, и трус, и…

– Помолчи, лады? Или помочь заткнуться? – холодный взгляд перемещается на Пола.

Я опаздываю на пары, но это херня по сравнению с тем, что происходит в этом вонючем туалете.

Поднимаю голову. Внутри я озлоблен, и я вымещу злость на Майка. Всё ему выскажу. Здесь и сейчас.

– Я приду, только не трогай Пола.

Это так я всё выскажу? Какой же я дебил.

Вынимаю из ноздри оставшуюся бумажку. Целюсь ей в помойку, бросаю и промахиваюсь. Майк проследил за моей попыткой выпендриться.

Усмехается.

– Замётано. Не придёшь, оставлю тебя без пальцев, – усмешка на губах Майка идеально вписывается к продолжению его речи: – Твоего самого дорогого.

И счастливый Майк покидает туалет.

Может, сломанные пальцы не так уж и плохо. Смогу передохнуть от репетиций.

– Мы играем Баха, а ты начинаешь Моцарта. Не определиться? – моя репетитор Анна Владимировна донимает меня уже час.

Я занят другим, и мои пальцы поддёргивает в нервном тике. Мысли в тугом узле не могут распутать ни одно обсуждение с самим с собой.