– Если это возможно, я хотел бы вернуться домой.

Закусываю губу.

– Прости. Нам придётся ещё немного побыть.

– Не смею перечить, госпожа.

– Антер. Перестань, пожалуйста, вредничать. Прекрасно тебя понимаю...

– Простите, госпожа, у раба и в мыслях не было вредничать. Как мне извиниться?

Точно знает, чем меня добить.

– Спроси ещё, накажу ли я тебя. Давай уж.

– Полагаю, если потребует ваше «общество», – мрачно.

– Мне бы очень этого не хотелось, – говорю тихо.

Антер

Какая же всё-таки паршивая вещь надежда. Она заставляет нас обманывать себя, закрывать глаза на очевидное и превращаться в логически несостоятельных идиотов.

Вот ты и получил свой ответ. Да, ей не доставляет удовольствия то, что доставляет удовольствие всем этим уродам. Но ради того, чтобы остаться с ними...

А ты на что рассчитывал, раб? На вольную?

Забудь. Ей нравится поднимать тебя на ноги, чтобы тебе самому становилось виднее, чем ты стал и останешься до конца жизни.

Всё-таки хозяйка у меня терпеливая. Пытается объяснить, предупреждает. Казалось бы, не так сложно её слушаться, да и от психопатов стремится защитить. Чего ещё тебе нужно? Ну кроме свободы, конечно. Почему же это оказывается так сложно... Почему сама мысль о рабстве у неё ужаснее воспоминаний обо всех предыдущих хозяевах?

Дурак потому что, за столько лет привыкнуть не можешь, что надежда – вещь глупая и бесполезная, используемая хозяевами исключительно для того, чтобы продлить твоё невыносимое существование.

Да, тебе никогда не стать ей равным. Но ведь когда-нибудь, возможно, она соберётся слетать туда, где на каждом шагу не будут стоять сканеры рабских чипов... И ты, чёрт возьми, попытаешься сбежать, не вспоминая о мягкой улыбке и соломенных волосах!

– Простите, госпожа, – отвечаю. – Этого больше не повторится.

Приоткрывает рот, будто хочет что-то спросить, но передумывает. Поднимается:

– Идём.

Демон, как же не хочется туда возвращаться! За неполные две недели успел привыкнуть к тому, что с тобой хоть иногда считаются?

Но Ямалита направляется к морю, приподнимает платье, заходит в воду.

– Не хочешь ноги намочить? – интересуется. Не знаю, приказ ли это, но, если честно, хочу. Скидываю обувь с носками, закатываю брюки. Приятная вода, теплая. Пока хозяйка не держит поводок, закручиваю вокруг талии, закрепляю конец.

– Видишь островок? – спрашивает. Киваю. – Интересно было бы туда добраться, как думаешь, тут неглубоко?

– Проверить? – интересуюсь.

– Да не надо, – улыбается, – а то как заявлюсь в мокром платье, сразу звездой вечера стану.

– Могу вас отнести, – предлагаю.

Это если тут везде по колено.

– Да ну, ещё тебе в мокрых брюках щеголять. Да и устанешь, идти вон как далеко, а я не пушинка эфемерная. А ведь потом обратно.

– Не надорвусь, – бурчу.

Как-то однажды даже Амиру поднял, приспичило ей – и ничего, а ты по сравнению с ней точно, что пушинка. Воспоминание об Амире прокатывает по телу леденящей волной. С каких пор ты хочешь доверять хозяйке, осёл? Даже если она так мило выглядит? С каких пор поверил, что видимость – больше, чем видимость?

Но каким-то образом эта отрава уже заползла в моё сердце, как же хочется подхватить её на руки и нести хоть за край земли, лишь бы ощущать гибкое тело, и как же не хочется, чтобы к ней прикасался кто-нибудь другой.

Похоже, она всё-таки прекрасно понимала, что, как и для чего делает. А ты повёлся, словно последний дурак.

«И сейчас продолжаю вестись», – осознаю. Оборачивается, улыбается:

– Я вот думаю, это ещё их территория, или уже нет?

– В сети проверьте, – отвечаю.