– Извините, но с животными нельзя! – Гретель с усилием изобразила вежливую улыбку. «Явились, старые вороны! Теперь займут лучший столик и до ночи просидят! И кукуй тут с ними»

Кафе «Пряничный домик» работало до последнего посетителя.

– Гони их, – пробурчал Гензель. – Скажи, халява закончилась.

– Простите! – опередив Гретель, к старухам торопливо подошла молодая женщина, вся в брызгах от растаявшего снега, но с радостной улыбкой. – Я хотела спросить, это у вас мэйн-кун?

Кот перестал вылизываться и лениво глянул на женщину. Глаза у него были разные – один изумрудно-зеленый, другой – льдисто-голубой.

– Изумительно! – она всплеснула руками. – Надеюсь, не стерилизованный?

Кот оскорбленно фыркнул.

– Да пока что все при нем, – усмехнулась высокая старуха. – Хотя были желающие кастрировать…

– Были да сплыли, – проворчала ее низенькая товарка. – С талой водой по весне.

– Понимаете, у меня кошка. Тоже черная! – женщина торопливо достала из сумочки визитку. – Вот, это мой телефон. Я Берта Марович, художница. Если бы вы согласились… Не бесплатно, разумеется! Только подумайте, какие могут получиться чудесные котята! И я бы хотела нарисовать портрет вашего кота.

Старухи переглянулись. Высокая осторожно взяла визитку. Гретель содрогнулась от омерзения. Пальцы у старухи были корявые, с распухшими артритными суставами. Давно не стриженные желтые ногти загибались на концах.

– Портрет, стало быть? – старуха показала визитку коту. – Что скажешь?

Кот глянул на визитку, потом на Берту. Потянулся, томно прищурившись, и потерся головой о бедро художницы.

– Ох… – она покраснела. – Какой ласковый!

– Надо же! – высокая старуха поцокала языком. – Ладно, считай, договорились. Ты пока иди, милая, иди. Подготовь там… что надо. А он себя ждать не заставит.

Берта кивнула и послушно направилась к двери. Вышла, шало улыбаясь, прижимая ладони к пылающим щекам.

– А теперь, – старуха повернулась к Гретель и ощерилась, показав неожиданно белоснежные острые зубы, – принеси-ка нам пирогов. С мясом. Да не беспокойся, заплатим. – Она порылась в карманах пальто, вздохнула и требовательно протянула руку к своей спутнице: – Бру, верни кошелек.

– Ой, да ты же мне его сама отдала, Ядвига! – Бру заулыбалась, отчего ее морщинистое лицо стало еще больше походить на печеную картофелину. – Запамятовала, видать.

– Ага, и про ожерелье запамятовала, и про кольцо… – Ядвига открыла потрепанное кожаное портмоне и достала пачку евро. – Ну, девка, что ни есть в печи, все на стол мечи.

Гретель взяла деньги, стараясь не касаться пальцев старухи.

– Садитесь, я принесу кофе. Только мясо у нас в этом году соевое, а молоко растительное. – Гретель указала на меню, приколотое к доске у входа. – «Пряничный домик» – этичное кафе. Но с животными все равно нельзя…

Она запнулась. Кот куда-то исчез. Вышел? Но когда успел? И почему опять смолчал колокольчик?

– Этичное, стало быть, эт-ти его… – Бру прищурилась, оглядев ровные ряды пластиковых столиков цвета кофе, свежевыкрашенные бежевые стены, аккуратные гирлянды из искусственных еловых веток под потолком. – Да-а, изменился «Пряничный домик».

– У нас был пожар, – сдержанно сказала Гретель. – К счастью, само здание уцелело, но внутри все выгорело. Пришлось сделать ремонт.

– А что случилось с госпожой Холле?

– Она… – Гретель сглотнула. – Она сгорела. Задохнулась в дыму. Пожарные не успели.

– И теперь ты здесь всем заправляешь, стало быть?

– Мы с братом. По завещанию госпожи Холле.

Гретель поежилась. Под взглядами старух ей почему-то стало неуютно. Вспомнилось, как они являлись сюда каждый год – всегда за три дня до Рождества. Никогда не платили, зато ели за десятерых. Брат с сестрой с ног сбивались, таская прожорливым старухам полные подносы пирогов. А госпожа Холле только смеялась: «Шустрее, детки, не то сами в печь отправитесь!»