Барышня в коробке шумно высморкалась. Было слышно, как задумчиво она скребет ноготком стенку.

– Говорите, мистер Санни.

– Что слова? Прислушайтесь к себе. Сделайте, как надо. Сыграйте без коробки, но оставаясь в ней. Потом гори все синим пламенем. Можете запаковаться обратно, хоть до старости. Только будет иначе. Обещаю, вы снова сможете наслаждаться сосисками в тесте. Клянусь, – прошептал он и незаметно погладил короб.

* * *

Пышная дама смахнула платком слезу, впилась в спинку переднего кресла так, что оно скрипнуло, и завизжала:

– Браво!

Здание театра как бы приосело, охнуло, забухало изнутри, угрожая осыпаться: «Бис! Брависсимо!» Потом потребовали режиссера. Потом на сцену выходили все: гримеры, работники сцены, бутафоры… Люди знали – премьера последняя. Зрители несли тех, кто их радовал все эти годы, на руках к выходу.

Прощай, «Риц»!

Когда огни рампы погасли, а на ступени храма Мельпомены ступила коробка из-под холодильника высотой всего-то в пять целых и три десятых фута, зрители и зеваки почтительно расступились. Когда следом появился короб высотой в целых шесть с половиной футов, стало столь тихо, что мисс Шерил обернулась.

– Мистер Санни, – заметила она с достоинством примы, – я ценю умение и упорство, с каким вы вызнавали мою историю, с каким жестоким мастерством заставили выйти на сцену беззащитной. Но несчастного мистера Бокса больше нет, а вы… не имеете права!!!

Выкрикнула и вырвалась из картонного застенка. Повалила хама из «Друри-Лейн». Над ними взвился бумажный фонтан. Мисс Шерил рычала. Актер отбивался молча, больше оберегая лицо от острых ноготков. А вокруг сновали репортеры. Вспышки камер. Треск рвущейся рубахи и…

Этот снимок любим мною особо. Фурия, оседлавшая столичную знаменитость, повернула голову, распахнув большие глаза. В них отразилась застывшая в воздухе контрамарка, которую она некогда подарила мистеру Боксу.

Затем они долго смотрели друг на друга и шептали:

– Ты будешь держать меня за руку.

– А ты будешь понимать меня.

– Ты гулять со мной.

– И говорить.

– А целовать на ночь?

– И обнимать крепко.

– Не отпущу никогда.

– Чтобы любить меня, есть ты…

* * *

История не была бы полной, если б я не сказала пару слов о загадочной аварии. Пострадавший словно испарился. Думаю, теперь вы понимаете, как. Знаменитый актер, чудак и романтик, как писали газеты, жил в упаковке, вживаясь в роль, месяц! Спасся в последний миг…

А небывалая премьера мистера Санни и миссис Шерил все еще продолжается. Раз в году они облачаются в коробки из-под холодильников. Покупают к столу вина, сосисок в тесте и немного сладостей, потому что теперь за ними семенит коробка из-под телевизора. Это и есть искусство настоящее – жизнь.

Теперь пропою четыре раза, как и обещала:

– У меня есть ты, детка…

Пряничные человечки опять закончились. За три дня до Рождества покупатели сметали все подряд – не то что с витрины, но и прямо с кухонных противней.

– Гензель, тесто еще осталось? – Гретель заглянула на кухню.

Брат устало вытер холщовой прихваткой лоб.

– Последний постав. И все, закрываемся на сегодня. И так без обеда пашем.

– Горите на работе, молодые люди? Похвально.

Гретель обернулась. У входной двери топтались две старухи. Одна повыше, другая пониже, но обе в одинаковых серых пальто с капюшонами. Протиснувшись между ними, в кафе вальяжно прошествовал огромный черный кот. Встряхнулся, осыпав снегом ближайшие стулья и молодую женщину, в одиночестве пившую кофе за крайним столиком.

Странно, почему не зазвонил дверной колокольчик?