Нил, сидевший напротив нас, наблюдал за дорогой. Кажущееся на первый взгляд спокойствие его лица было обманчивым. Это выдавали и хмурые глаза, и пальцы, время от времени сжимавшиеся в кулаки. Если же удавалось поймать на себе его взгляд, мой друг вмиг преображался. Буквально за секунду мрачные думы покидали его глаза и Нил одаривал меня самой теплой улыбкой.

Однако память еще не успела стереть воспоминание о том, как руки околунного вливали в меня мерзкое противоядие, и живо воскрешала перед глазами неприятную картину, отчего я хмурилась и немедленно отворачивалась. Бесцельно впивалась в проносившийся мимо пейзаж. Наблюдая за зелеными лугами или озерными краями.

Джорджи совершал более героические попытки. Не ограничивался одними неуверенными взглядами и улыбочками. Узнав, что я так и не дочитала его прошлое письмо, околунный выразил высшую степень оскорбления.

Но трагедия быстро сменилась радостью, ввиду открывшейся возможности лично описать все приключившиеся с ним события. Поэтому почти всю оставшуюся нам обратную половину пути мы с Нилом, немного повеселевшим от красочного рассказа Джорджи, слушали о маневренности и хитрости нашего околунного друга, сумевшего обмануть паучиху и спасти Арсина. Того самого друга мистера Бринжки, который был обнаружен обмотанным в прочную паутину — для дальнейшего маринования.

— Пела она мне в уши знатно, — кичился Джорджи, — Каких только волшебных сил и сладостных утех не обещала. Но было в ней до боли много яда и злости, иначе колыхалась бы во мне мысль пожалеть, да не рубить… — пройдясь рукой по волосам, он встряхнул черными кудрями. — А хозяин по глупости полюбил ее. При этом терзал его душу страх быть однажды съеденным, оттого он закрывал глаза на ее … кхм… трапезы. Паучиха выбирала жертвами тех, кто прибыл откуда-то издалека или намеревался уехать в чужие края, да надолго. Одного маринованного тела ей вполне хватило бы месяца на два или три, но жадность… Жадность карает созданий.

—Ты лучше расскажи про полученные награды, — вступил в разговор Нил.

— Поведаю, конечно, и об этой приятной стороне. Ведь и нашей красавице я послал дар, да не глянула она. Да, о тебе речь, красота моя. Ты же, как труженица-птичка, помогаешь мне в заданиях. Лучшая напарница, Эйрин!

— Я волшебная птичка, — злость немного ушла, и я искренне улыбнулась. — Из трех томов твоих отчетов я составляю один краткий и четкий обзор. — скрестила руки на груди. — Так что за дар?

— Арсин с Бринжкой были до того мне благодарны, что помимо золота, еще и товары свои отдали в дар. Три пары высококачественной обуви! — он поднял вверх ногу, поворачивая носок то влево, то вправо, давая нам возможность разглядеть бахрому.

«Говорил же, что он их не покупал, — произнес Фей»

— А одна пара оказалась волшебной, — улыбнулся мне Нил.

Я ответила ему тем же, но, спохватившись, отвернулась.

— Ты спешишь, друг мой, — повернулся в сторону околунного Джорджи, — Упуская интересные детали. Арсин спросил, нет ли у меня возлюбленной, кому я желал бы преподнести особенный подарок. Ибо есть у него пара эксклюзивная, но лишь для женской ноги подходящая. Мужские ноги башмачки воспринимать отказываются, только кусают и щекочут.

— И что ты ответил? — в голосе Нила просквозил еле уловимый холод.

— Нет, — примирительно посмотрел на него Джорджи, — Сердце мое целиком отдано расследованиям и тайнам, не могу отыскать места для любви. Но есть особа одна, она как сестра. Таким образом досталась мне интереснейшая модель. Маленькие, серенькие, они лежали в небольшой коробочке, крепко связанные, но стоило до них дотронуться, как они начинали увеличиваться в размере, брыкаться и отбиваться.