14 октября, в праздник Покрова Пресвятой Богородицы, митрополит Сергий (Страгородский) обратился к москвичам: «Вторгшийся в наши пределы коварный и жестокий враг силен, но “велик Бог земли русской” – как воскликнул Мамай на Куликовом поле, разгромленный русским воинством. Господь даст, придется повторить этот возглас и теперешнему нашему врагу… За нас молитвы всего светозарного сонма святых, в нашей земле воссиявших» [59]. Поверили ли прихожане своему архипастырю? Наверное, в большинстве своем… нет. Слишком невероятными, слишком чудесными выглядели его прогнозы. Да и сам владыка Сергий верил ли в них? Послание к москвичам было как бы прощальным напутствием. Еще 7 октября Патриархия получила рекомендацию властей эвакуироваться. Как раз на Покров, 14-го, отслужив праздничную службу, местоблюститель Престола и его аппарат погрузились в вагоны, поехали далеко на восток, в Чкалов (Оренбург).

Но в дороге митрополиту Сергию стало плохо, в Пензе его осмотрели врачи, и из Москвы пришло предписание остановиться поближе, в Ульяновске. С одной стороны, можно увидеть в этом насмешку – в городе, переименованном в честь главного гонителя Церкви. Но ведь можно воспринять и иначе. Как символическое торжество Церкви над гонителем. Патриархия, которую он так жаждал уничтожить, расположилась в городе его имени… Но и Москва не осталась без окормления. В деревянном доме в Бауманском переулке, откуда выехала в эвакуацию Патриархия, поселился митрополит Киевский Николай (Ярушвич). При наступлении немцев на Украину ему удалось спастись из котла окружения – он сумел взять с собой только архиерейский посох. Он и стал представителем Патриархии в столице, возглавил Московскую епархию.

Верил ли сам Сталин в прогнозы митрополита Сергия? Видимо, не совсем. Во всяком случае, он счел нужным удостовериться, обратиться к такому источнику, к которому еще никогда не обращался. От очевидцев известно, что он посетил святую Блаженную Матронушку Московскую [39]. Визит остался в тайне, нигде не фиксировался. Но с тех пор Блаженную Матушку никогда не беспокоила милиция, хотя она жила без прописки и принимала множество людей (а Москва-то была на осадном положении).

Ну а молитвы к Господу, к сонму русских святых были услышаны. Одним из главных небесных защитников Москвы и всей Руси издревле считали святого благоверного князя Александра Невского. Ему молились в годы татарских нашествий, сражений с поляками, шведами, французами. И разве не знаменательно, что советское контрнаступление началось в день его памяти, 6 декабря! (Причем в исторических трудах и учебниках дату зачем-то сдвинули на 5 декабря. Но в этот день началась отвлекающая операция, наступление Калининского фронта. А главный удар был нанесен именно 6-го.)

Церковь снова была с русским народом. И небесная, и земная. Они снова оказались связаны: Церковь, народ, государство. Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий), ныне причисленный к лику святых, в 1941 году находился в ссылке и обратился к Калинину, чтобы ему разрешили работать по «старой специальности» – он был врачом-хирургом высочайшей квалификации. Разрешение было получено, он трудился в госпиталях, спас тысячи раненых, за свои разработки по медицине стал лауреатом Сталинской премии. Но при этом возобновил и архипастырское служение. В 1942 году архиереи Русской Православной Церкви впервые при советской власти получили официальные государственные назначения. Митрополиты Сергий (Страгородский) и Николай (Ярушевич) были включены в Чрезвычайную комиссию по расследованию преступлений оккупантов.