Такую приметную побрякушку даже в темноте не пропустишь.

— А давай! — перекашиваю губы в пластмассовой улыбке, нашаривая за спиной горшок с кактусом. — Бахнуть — это запросто. Почему нет?

И вот вообще не целюсь. Совсем. Гнев целиком берёт управление мной на себя.

От силы огласившего дом вопля закладывает уши и, кажется, немного сдувает назад мои волосы.

Это я ещё удачно зажмурилась, — отмечаю, морща заплёванное лицо.

Нет, Валентина сложно упрекнуть в изнеженности. Мой суккулент оброс такими длинными колючками, что даже смотреть на них, и то больно!

— Ёсик! — радостно верещит Дарья где-то в дверях.

Я осторожно открываю правый глаз — аккурат напротив торчащих из щеки моего кавалера иголок. Пока открываю второй, Валентин уже проскакивает через дверь.

— А как же чай?! — Отец всплескивает руками, очень натурально «забыв» о зажатой в пальцах кружке с кипятком.

В сотрясающий стены ор примешивается запах обваренных носков. Да там от силы попало пару капель, но мат стоит, будто мы ему ногу отстрелили как минимум.

— Дома попьёт. — Показываю своему родителю большой палец, с невероятным облегчением вычёркивая из воображаемого списка первое имя.

Как глупо думать, что счастье в крутизне или в различных талантах. Счастье — это когда у тебя все дома.

11. С тех пор я ненавижу фейерверки

— Мам, а как понять, что ты нравишься парню?

— Надо у него спосить, — деловито выдаёт Дарья, уплетая за обе щеки свой завтрак.

Боже, я реально скучаю по тем временам, когда всё было так просто.

— Ситуации разные бывают, — в голосе матери звучит озорство, но глаза смотрят цепко и серьёзно. — Вот смотри, тебе же тоже кто-то один нравится больше остальных…

— Даже не начинай! — неловко откладываю ложку, почувствовав, как проглоченная овсянка застряла в пищеводе. — Я сто раз говорила, что ни с кем таким не знакома.

— А ты не мне говори, Ксюш, — улыбается мама. — Ты себе ответь, что при этом чувствуешь? Как ведёшь себя, когда он рядом. Что в тебе меняется: поведение, интонации, может быть, отводишь взгляд, когда он смотрит на тебя, или приглаживаешь волосы. Все влюблённые ведут себя одинаково. Просто прислушайся к себе и к нему тоже потом присмотрись.

— Да я же просто так спросила, — отмахиваюсь несколько наигранно, поднимаясь из-за стола. — Девчата обсуждали, мне интересно стало. Было вкусно, спасибо.

— Ксюша… — голос матери звенит то ли грустью, то ли обидой. — Почему ты мне никогда ничего не рассказываешь?

— Так нечего пока рассказывать, — бросаю, не оборачиваясь. Так сосредотачиваюсь на том, чтоб прозвучать беспечно, что задеваю плечом дверь. Матовое стекло позвякивает противным тихим хохотом.

Вообще-то, у меня особо и нет от неё секретов. Но при попытке выговорить всего пару фраз, связав их с конкретным именем, паршивая тошнота поднимается к горлу, вызывая острое желание сплюнуть и на всё забить.

Потом когда-нибудь, обязательно расскажу — мысленно обещаю матери. — Мы ещё посмеёмся с того, какая я дурочка. А пока в памяти ещё слишком свежо то, как жестоко смеялись с меня.

Мой выпускной проходил хоть и посредственно, но богато на сюрпризы. Стоит вернуться мыслями в прошлое, как начинает чудиться горчащий запах пороха. Настолько сильными оказались эмоции, пережитые в тот день.

Конец июня. Почти два года назад

Торжественное мероприятие в школьном актовом зале, кажется, тянется целую вечность.

Я почти не слушаю зычную речь директора. Пока учеников по одному вызывают на сцену, чтобы под аплодисменты зала вручить аттестаты и грамоты за различные достижения, занимаюсь тем же, чем маялась последние одиннадцать лет — высматриваю в толпе Соколовского.