– Совсем темная, да? У него ведь мама актриса! Эвелина Громова. Я ее жуть как обожаю, даже на спектакль однажды ходила! А Игоря этого она в прошлом году с собой на премьеру брала, все журналы их фотками пестрили! – едва не подпрыгивая от восторга, девушка хватает меня за руку. – Вы дружите, да? Сможешь автограф для меня достать? Я Лизка все что угодно для тебя сделаю! Хочешь, за тебя реферат по истории подготовлю?

– Нет уж, – покачиваю головой, прекрасно зная, что реферат и Трофимова – вещи несовместимые. Уж лучше сразу двойку просить, чем долго краснеть, пока преподавательница в пух и прах разносит мою работу. Да и пользоваться чужим трудом я как-то не привыкла...

– Ну, Лизонька, ну, пожалуйста! Он тебя тут пять минут прождал, неужели десять секунд не уделит? Всего-то и нужно, маме листик подсунуть...

– Я, вообще-то, не знаю... Да и не говорил он о ней никогда. Неудобно как-то... – сомневаюсь, а где-то внутри тоненький голосок уже подсказывает: «Чем не повод для очередной встречи?»

***

Таня сегодня сама серьезность, весь день где-то витает. Не сделав в тетради ни единой записи, она с отрешенным видом смотрит в окно, словно происходящее на улице интересует ее куда больше маячащих на носу экзаменов. Под глазами круги, будто и не спала вовсе, а от колпачка ее ручки уже почти ничего не осталось — жеваная пластмасса, теперь острой пикой торчащая на кончике прозрачного корпуса гелевой пасты.

– Если бы ты знала, сколько на ней микробов, никогда бы не стала облизывать, – не выдерживаю ее молчания, с шумом закрывая учебник. – Сама ведь просила с тобой позаниматься! Мне повторять не нужно, хоть сейчас сдам на отлично.

– Прости, Лиз, – она отмирает, пытаясь выдавить из себя улыбку, но, так и не сумев совладать с эмоциями, прячет лицо в ладонях.

От вида ее трясущихся плеч, мне становится не по себе — и сама не раз заливалась слезами из-за учебы, но Танькино отчаяние действует на меня оглушительно. Всегда такая улыбчивая, неунывающая, даже когда в зимнюю сессию была на волосок от отчисления, сейчас она сама на себя непохожа...

– Ну что ты, Татка. Сдашь ты эту математику! Я с тобой хоть каждый день заниматься буду! – крепко обнимаю рыдающую блондинку, пододвинув свой стул поближе. – Не зверь же он! Шпаргалки распечатаем, с ними любой дурак сдаст!

– Да не в математике дело, Лиза, – мотая своей головой, подруга едва не переходит на крик. Закусывает сжатую в кулачок ладошку и крепко жмурится, словно это поможет удержать непослушные слезинки, крупными каплями орошающие порозовевшие щеки.

– А что же тогда? Родители?

– Федька... – произносит одно лишь слово, а мне и спрашивать больше ничего не надо. Два дня назад он заявил, что теперь встречается с Алисой — тихой, незаметной девушкой с параллельной группы. Устал обивать Танины пороги и с того дня больше ни разу не взглянул ни то что на ее лицо, а даже вырез ее блузки оставил без внимания. А это о чем-то, да говорит...

– Не нравлюсь я ему больше!

– Ну и черт с ним! Моя тетка говорит, что толку от этих парней все равно не будет... – не знаю, с чего вдруг вспоминаю Вику, но именно сейчас считаю, что ее словам можно верить.

– А он хороший, Лиза! Цветы вон дарил! Контрольные за меня делал! – всхлипывает, пропуская мимо ушей мои утешительные речи, и сбрасывает со стола тетради.

– Давай я буду их решать! Мне нетрудно, они однотипные!

– Да ну ее эту математику! Люблю я его, хоть и пухлый! И прическа такая дурацкая! А он с этой Алисой... – еще больше раздается плачем, теперь завывая в голос. – Не понимаешь ты просто... Я их вместе вижу, и внутри все переворачивается!