– Пойдём, – сказал он аликорну. – Честно говоря, мне хочется как можно быстрее оказаться в каком-нибудь другом месте. Уже всё равно где, лишь бы подальше отсюда.

Улия подозревала, что они немного заблудились, но спорить не стала: какой в этом сейчас прок?

Большая дорога осталась где-то в стороне, и они тащились мимо унылых, пожухших кустов, торчавших острыми голыми ветвями из подмёрзшей земли. По пути им попалась пара деревушек, даже не деревушек, а так – хуторов в пару-тройку домиков, которые даже издалека казались заброшенными. Её аликорн не чувствовал признаки живого тепла, но и без него было понятно, что от селений не тянет печным дымом, хотя в такую погоду он должен клубиться из каждой трубы.

Пришло время подумать о ночлеге, так как в чистом поле оставаться в темноте было бы полным безрассудством, но Улия с Тинаром молча убыстряли шаг, когда проходили мимо этих странных хуторов. Даже говорить о ночлеге в одном из них не хотелось.

– Так как ты помирился с этим сингом? – спросила Улия, когда напряжённое молчание между ними стало уже невыносимым. – Ты его простил?

Тинар вдруг ехидно цыкнул зубом.

– А кто сказал, что я простил? Это временное перемирие. Убивать его, конечно, смысла нет, но как только Эль вернётся в Таиф и закончится вся эта байда с выворотниками, я найду способ испортить ему жизнь.

– Не сомневаюсь, – тихо сказала Улия. – Это ты можешь.

У аликорна тоже были все резоны как можно скорее встретиться с Рином. Улия не сказала Тинару, что именно Тор, умирая, просил передать сыну, но намекнула: у неё есть важное поручение для Ринсинга. Сейчас она не сомневалась, что он и был тем самым сингом, который пришёл на помощь в «Безлунной свинье».

– Может, ты расскажешь, что именно он сделал такого ужасного? – в голове Улии всё никак не укладывалось, как благородный и отважный юноша мог оказаться злодеем?

Тинар резко побледнел, как всегда, когда она задевала эту тему.

– Нет, – процедил он сквозь зубы. – Никогда и никому я не скажу этого. Но его всё равно рано или поздно достану. И если бы не Хобан…

Грум прервался, вглядываясь в ещё смутный образ домишек, что теснились как грибы за чахлыми кустами. Улия и Тинар вышли на склон небольшого холма, и даже в сумерках внизу, у его подножия, хорошо просматривалась деревенька.

– Темнеет, – сказал грум. – Давай-ка посмотрим, что это за место такое. Не нравится мне обстановка, но деваться некуда…

На первый взгляд поселение ничем не отличалось от других заброшенных деревушек, что встречались им до этого на пути. С десяток кособоких приземистых домиков, прилипших к обеим сторонам обледеневшей к вечеру дороги, топорщившейся перерытой колёсами телег землёй. На единственной улице не было ни души, но в отличие от прежних «мертвяков» здесь в воздухе всё ещё пахло мягким печным дымом.

– Эй! – вдруг крикнул Тинар. – Есть кто живой?!

Сёма испуганно зашуршал под Улиным плащом. Но зря боялся, что кто-то выскочит на шум: крик грума увяз в непроницаемой пелене тишины. Гробовое молчание душным покрывалом укутало всё вокруг – от редких кустарников до дремучего леса, неожиданно выросшего на другом конце деревни.

– Может… – робко произнесла Улия, стараясь говорить тише.

Жутко было нарушать этот покой.

– Не может, – резко ответил Тинар. – Нам нужна крыша над головой. И она у нас будет, что бы тут ни происходило.

Он забарабанил двумя кулаками в облезшие от времени ворота с ржавым кольцом вместо ручки. На самом деле это хозяйство когда-то было крепким: забор поставили из наглухо подогнанных друг к другу досок почти в два грумовских роста. Тинар во время своих странствий всего раза три видел подобное богатство: как правило, сельжиты ограничивали подворье редкозубыми оградками.