Тинар попытался заглянуть во двор сквозь щель в воротах, не переставая молотить кулаками по разбухшему дереву.

– Эй, хозяева, есть кто дома?!

Никто не отвечал.

– Они смотрят, – прошептала Улия. – Смотрят окнами и молчат…

И в самом деле, из соседних дворов, где заборы стояли не столь плотно и высоко, дома словно пялились на незваных незнакомцев грязными окнами. Их точно давно не мыли, но разбитых не было. Это, кстати, добавляло уверенности, что деревня – жилая. Просто почему-то очень тихая. Дома, умирая, в первую очередь лишаются своих глаз – окон. А здесь они имели место быть, хоть и мутные.

Тинар на мгновение перестал молотить кулаками в ворота и прислушался. Показалось, или за забором действительно заскрипела приоткрывшаяся дверь? Грум изо всех толкнул ворота уже ногой, и они с медленным торжественным скрипом отворились.

– Не на… – Улия почувствовала, как наливается багряной тревогой аликорн. – Опасно…

Но грум уже шагнул за ворота. Даже не обернувшись, он бросил через плечо:

– А где сейчас не опасно? Никуда лезть не будем, забьёмся в какой-нибудь сарай, главное – ночь провести под крышей. А утром сразу уйдём.

Никто так и не вышел им навстречу. В уже сгустившихся сумерках Тинар и Улия, которая пыталась не отставать от отчаянно шагающего спутника, прошли по натоптанной дорожке. Вдоль неё валялся всякий хозяйский скарб: вёдра, лопаты, даже что-то вроде купальной лохани для младенцев. Тинар выделил глазами острые вилы с надёжно вытертым черенком, нагнулся, чтобы поднять, удобнее перехватил ближе к трезубцу:

– Кажется, тут вымерло всё, никого нет, но так надёжней…

– Кажется, в Таифе никто и понятия не имеет о постоялых дворах во время путешествий, – прошептала Улия тихо, но сердито, и грум это услышал.

– «Безлунная свинья» тебе – чем не постоялый двор? – заметил он ехидно.

– Да я же ничего, – уже громче стала оправдываться аликорн. – Просто устала… Мы всё время пешком, и ночуем – где придётся.

Их голоса звучали странно в этой одновременно глухой и напряжённой тишине.

В доме было темно. В сенях – как только сама собой захлопнулась за путниками дверь – это казалось естественным, но и в большой комнате, куда они осторожно заглянули, тоже царил кромешный мрак. Хотя окон было несколько, почему-то они не пропускали даже крупицы сумеречного света извне.

– Есть кто, хозяева?! – на всякий случай повторил Тинар, хотя по всем ощущениям и так было понятно: дом пуст.

– Здесь тепло, – выдохнула Улия. – Я так устала…

Чувства аликорна по тьме обострились. Улия не видела, но угадывала очертания предметов на пути. Слева – большой шкаф, наискосок от него в углу – печка. Из трубы дым не шёл, она помнила, что заметила это на улице, но в доме было натоплено. Улия наощупь прошла по стене к тому месту, где явно должны находиться окна, провела рукой по предполагаемым рамам и оглянулась:

– Окна почему-то занавешены очень плотной тканью…

– Не срывай, – пересохшими мгновенно губами быстро сказал Тинар. – Я слышал о таком. Всё будет хорошо, только не смотри ни на какую отражающую поверхность.

– Почему? – удивилась аликорн. – И да… Здесь всё блестящее занавешено.

– Зеркала источают яд, – ответил Тинар. – Я слышал что-то подобное от уличного проповедника. Очевидно, хозяев этого дома забрали отражения. Те, кто много лет наблюдал с иной стороны тени через отблески. Как только пророчество начало сбываться, они получили силу забирать тех, за кем следили много лет с неутолимой завистью.

– Как выворотники? – спросила Улия.

– Вроде того, – шаги грума прошелестели в полной темноте, затем что-то скрипнуло. – Иди на мой голос. Я нашёл кровать.