С чего начинать и куда идти, я не знала, поэтому пошла прямо. Замолвить слово за бедной «сироткой» было некому, поэтому приходилось рассчитывать только на себя.

… на мать можно было не надеяться.

Выйдя повторно замуж, она словно позабыла о том, что у неё вообще-то есть дочь, которая нуждается в её поддержке. Забыла обо всех обещаниях, что давала папе, и вовсе перестала меня замечать. Лишь иногда её взгляд прояснялся и тогда эта женщина с крашеными волосами смотрела на меня с каким-то сожалением. Досадой даже.

Мне был непонятен её взгляд, пока я не услышала от неё слова, всё перевернувшие в моей душе: «Ты так похожа на своего отца. Вы оба испортили мне жизнь…».

После этого мне стало всё предельно ясно. Никто не защитит меня от посягательств Харвина, никто не встанет на мою сторону. Я одна, и я никому не нужна.

Сирота при живой матери…

Но я не отчаивалась. Будучи ничем не увлечённой натурой, я легко приспосабливалась к любым обстоятельствам.

На первое время мне удалось снять комнатку в видавшем виды постоялом дворе и устроиться в кофейню. От меня требовалось немногое. Варить кофе и подавать его посетителям. За остальное отвечали другие сотрудники.

Мне нравилась красно-белая униформа, хотя на мой взгляд она была слишком уж элегантной и облегающей. Я привыкла скрывать фигуру за мешковатой одеждой всех цветов радуги. Любила всё яркое, даже сапожки купила жёлтые. Такие, чтобы сразу в глаза бросались.

Но как выяснилось позже, даже с такой простой задачей, как «сварить кофе», я не в состоянии справиться. Сколько бы не старалась, не практиковалась, напиток всегда получался одинаково мерзким на вкус.

Хозяйка терпеливо учила меня, но с каждым днём вздыхала всё чаще, а в карих глазах плескалось всё больше жалости.

Да. Я казалась жалкой. Наверное, и была такой, но не хотела себе в этом признаваться. Кто захочет признать, что он жалкий, ни на что негодный неудачник? Думаю, никто.

Не знаю, сколько бы я ещё проработала в той уютной кофейне: может, день, может, два. Но всё изменилось, когда дверной колокольчик звякнул, впуская нового посетителя. Двух.

Аристократов обычно видно издалека, их несложно узнать, но вошедший крепко сложенный мужчина с волосами цвета спелой пшеницы, торчащими во все стороны, был не похож ни на аристократа, ни на провинциала.

… ещё серьга в ухе болталась.

И одет так небрежно, будто на скорую руку, но вместе с тем со вкусом. Да и ткань дорогая. На пальцах – золотые перстни…

Я старалась откровенно не пялиться, но, когда следом вошёл высокий широкоплечий брюнет, застыла, не в силах отвести от него зачарованного взгляда.

Всё в нём было идеально. Настолько, что даже страшно.

Костюм-тройка в тонкую полоску отливал серебром, цепочка на жилетке, запонки на рукавах рубашки, галстук… Но больше всего поразили глаза.

Глубокие, непроницаемые, чёрные глаза.

Мужчины заняли столик у окна и заказали кофе. Это был мой шанс проявить себя, но не сложилось…

Блондин прыснул и закашлялся, прижимая руку ко рту.

– Ну и гадость! – с чувством воскликнул он и скривился.

Его друг, не лишённый манер, пригубил напиток и едва заметно поморщился.

– Определённо, – согласился спокойно.

Но даже это колкое замечание не могло заставить моё сердце биться реже. Наоборот, от низкого вибрирующего голоса оно заколотилось ещё быстрее.

– Прошу прощения, – бесстрастно произнесла я, прижимая к себе поднос. – Я недавно начала работать и ещё не достигла мастерства.

Оба гостя вскинули на меня свои пронзительные взгляды. Моё тело моментально покрылось мурашками.