– А разве я делаю тебе больно? Или подавляю сопротивление?

– Да!

Взгляд её застыл на моих глазах, и в нём мелькнул болотистый огонёк, блуждающий, холодно-лунный. Русалка!

– Да?

Губы наши соприкоснулись на мгновение, прошлись друг по другу взмахом птичьего крыла – игра легализована.

– Не хочу я. Нет, – твёрдо произнесла малышка и вцепилась в меня руками, которые я за секунду до этого отпустил. Но вцепилась не в желании сделать больно, а в стремлении притянуть к себе. Ближе. Ещё ближе.

– Ну, нет так нет, – безразлично бросил я, убегая от прикосновения губ. Резко подхватив неудавшуюся любовницу под спину, я поднял её и поставил прямо перед собой.

– Псих, – выдала Лу, извернулась и легонько цапнула зубками мочку моего многострадального уха.

– Извращенка! – не остался я в долгу.

– Завтрак?

– О! Никогда не откажусь.

– Вперёд!

Она выпихнула меня из комнаты, и я поплёлся по коридору в сторону кухни. Не самая большая, немного вытянутая, с двумя окнами и тёмной мебелью под дуб. Разительное отличие от спальни.

– Держи, – малышка кинула в меня жестяную банку и кивнула на кофемолку. – Вари кофе, если любишь.

– Я бы и чаем обошёлся.

– Вари, говорю. На двоих. Быстрее в себя придёшь и свалишь из моего пристанища.

– Гостеприимная хозяйка!

– Каков гость…

Я повертел в руках банку, открыл и принюхался – аромат не очень яркий, но вполне приличный. Для похмельного утра и такой вариант годился.

– Чего смотришь? Кофемолкой никогда не пользовался? – встряла Лу неожиданно грубо и даже нахально улыбаясь.

– Издеваешься?

– Да.

– У меня дома кофемашина сама всё делает.

– Буржуй?

– Нет. Гораздо приятнее…

– О?..

– Богема, – я сыпанул горсть гладких зёрен в кофемолку, и удивление малышки пропало в шуме. – Сколько ложек?

– На двоих!

– Слушай, давай чай?

– Будешь брыкаться, в два счёта тебя выставлю.

– Малышка Лу? Нет. Ингольд что-то напутал. Ты монстр.

– Очень смешно. Богема.

– Смешно – это твоя розовая комната, – не найдя ничего, кроме небольшой кастрюльки (Лу даже не подумала подсказать), я залил кофе водой и поставил варить, сам облокотившись на рабочий стол рядом с плитой. Малышка же успела нарезать хлеб и смешать в миске творог со сметаной и замороженными ягодами. Спартанский завтрак.

– Она не моя.

– А чья? Вещи-то твои.

– Мои. А комната – нет.

– Ну и? Я жду откровений.

– Да пожалуйста, – Лу со вздохом опустилась на старый деревянный стул, какие я помню ещё по тем временам, когда бабушка и дедушка были живы. Круглая сидушка ненадёжного вида и спинка, упрямо обнимающая гостя. – Это комната сестры моего брата.

– Чего? Разве сестра брата не твоя сестра?

– Нет. Потому что брату она родная, а мне – нет. Да мы и с братом не родственники. Наши родители сошлись, когда нам было уже далеко за восемнадцать. Я одна, а их двое. И где-то далеко, за тёмными морями и глухими лесами, – Лу хмуро рассмеялась, – у нас есть не совсем общая сестрёнка. Но, слава Всевышнему, мы почти не встречаемся и не можем оказывать на неё пагубное влияние.

– Пагубное? Ха. Ещё бы, с таким арсеналом в комоде.

– Если бы только это… – мрачно взглянула на меня малышка. – Кофе бежит.

– Ах ты ж, – я схватил кастрюлю за горячие ручки и с шумом поставил на столешницу, почти бросил. – Горячо!

– Наливай. Может, полегчает.

– По тебе не скажешь, что мучаешься похмельем, – непривычно было возиться на кухне, обычно этим занята Эло, но и она почти ничего серьёзного не готовит. Но дома, там, где живут родители, кухня – место почти святое, место свершения важных разговоров, весёлых празднеств и долгих обиженных вечеров.