– Да мне как-то всё равно. Фамилия-то ненастоящая.
– А имя?
– Не знаю. Я так давно его ношу, что, наверное, оно уже должно быть вписано в паспорт.
Взглянув на Лу, я подумал, как всё изменилось с того дня в Дании: милашка стала мрачнее, прозрачнее и почему-то оказалась здесь, в Москве, да ещё и говорила по-русски так, будто бы родилась и выросла в России. Может, так оно и было. Я тоже стал другим: возьмём во внимание лечение и жизнь, ограниченную родительскими правилами. Но вам я могу не врать – родителям плевать, где я и что делаю, лишь бы не совершал больше ничего страшного. А под «страшным» они имеют в виду совершенно глупое, пусть и не обыденное. Как-нибудь позже расскажу, и вы убедитесь сами.
– Когда вы зашли в дом, я не так представлял себе наше знакомство.
– А как?
– Может, таким же тёплым, вроде приветствий, которые удалось рассмотреть сквозь сетку. Сижу тут, как комар, дымлю вот… И никто не подумал согреть, скрасить вечер.
– Лёд сказал, что вы сегодня только познакомились.
– И? Разве это лишает человека права на…
– На случайные объятия? Не сюда надо было за этим идти.
– Знаю.
– А ваш взгляд странно мне знаком, – Лу наконец-то повернулась и бегло осмотрела мою физиономию, и тут же осела взглядом в сигаретном дыму. Увязла в нём и пропала.
– В ночной темноте не только все кошки серы, – хмыкнул я, утопая в бесплотных воспоминаниях, призраками вырастающие перед верандой. – Но и люди.
– Поэтично, – эхом отозвалась малышка.
– Ага! Весь вечер только этим и занимаюсь – складываю нудные, тошнотворно правильные фразы, слушаю, как начинающие интеллигенты поют всякую дрянь и не имею никакого шанса на весёлую ночь.
– У всех разные понятия о веселье.
– И что же, будете меня убеждать, что вам не скучно с этими…
– Не-а. Мы с Ингольдом познакомились в совершенно противоположной обстановке, и я действительно рада, что тот день был исключением. Люди взрослеют, находят своё. На том и стоят.
– И как же вы познакомились?
– Я после долгого отсутствия вернулась в Москву, жила тогда на полном самообеспечении. Свобода! – Лу ухмыльнулась, протянула ко мне ладонь в просьбе поделиться сигаретами. Загорелся приятный огонёк, и губы малышки пыхнули дымом, совсем как маленький вулкан. – Крышесносительная свобода! Дело было в каком-то клубе, название не помню, да и он уже канул в Лету, наверное. Лёд играл, я танцевала в зале. Напилась в хлам и пыталась прорваться в гримёрки… Или как их там? В общем, на задворки. Хотела предложить свою кандидатуру на подтанцовку.
– Наивно.
– Для пьяной девушки? Скорее глупо. Но тогда мне так не казалось. И я прорвалась. Отыскала Ингольда, схватила его гитару, стала наигрывать всякую дворовую белиберду и пританцовывать. Со стороны, наверное, выглядела психичкой в приступе. А он стоял шокированный, тоже неплохо так поддатый. И футболка в руках. Мне так смешно стало от этой ситуации… Вот мы оба и ржали дико, пока не додумались познакомиться. Поехали вместе дальше тусить. С тех пор дружим.
– Ничего особенного.
– Считаешь?
Лу щелчком выкинула окурок и снова упёрлась взглядом в темноту. Что тогда, в Дании, что сейчас – я понимал её и вместе с тем – нет. Кто она? Какова её суть? Если бы удалось разгадать, то вышло бы перенести на холст. И эта неустроенность, отсутствие точных ответов и понятных элементов, тяжким, бередящим душу илом, осаждались на дно. Сердце билось тревожно, предвкушая очередные метания, может, даже бессонные ночи, беспричинную агрессию к самому себе, неизбывную тоску и злость! Злость на руки, что не могли изобразить то, что не в состоянии оказался постигнуть разум. Мне нужна была суть Лу! И я знал, со всей болью последних нескольких лет знал, что эта ночь запустила очередной виток мучений.