— Между прочим, этот наряд мне твой разлюбезный Гришечка выбирал.

— Ну и отлично! Вот и красуйся в нём перед ним. А сейчас ты дома. Тебе что, дважды нужно повторять?

Лера развернулась и, еле сдерживая слёзы, бросилась к себе.

— Полина! — Голос Леонида Марковича казался печальным. — В кого ты превратилась? Я не узнаю тебя, сестрёнка.

— Да пошёл ты… Алло, Эля… Да. Дома… Да… Да… Хорошо. Ждём.

— Что ты творишь? Зачем ломаешь девочке жизнь! Кирилл тоже отличный мальчик…

— Ах, так этого засранца, что вскружил дурёхе голову, зовут Кирилл?! Я предчувствовала, что проживание с тобой не пойдёт ей на пользу. Старый потворщик…

— Полин. Ты хоть вникла бы в сложившуюся ситуацию. Это не Лера изменила, а Гриша. А ты тиранишь дочь.

— Ничего, она мне потом ещё и спасибо скажет. Я мать… Женщина. И у меня есть жизненный опыт. Всё! Ничего не хочу знать — свадьбе быть.

— Дура!

— Древнее ископаемое. Замшелый идиот.

21. Глава 18

— Лера…

Уже пять минут Корсаков топтался у закрытой двери в комнату невесты.

— Лера! Прости меня. Больше такого не повторится. Я обещаю!

Девушка, не желая слышать жалобных стенаний, сидела на кровати, закрыв уши ладошками. Она так и не переоделась, не приняла душ. Объявив забастовку, закрылась в комнате и не выходила.

— Лерочка… Девочка моя! — перебила сына Элеонора. — Давай поговорим, впусти нас, пожалуйста. Мальчик оступился. Ну с кем такого не бывает. Не казни его за один-единственный проступок. Поверь, из него получится прекрасный муж и отец. Я знаю как никто своего ребёнка и могу за это поручиться.

— Лер… — тут же подхватил великовозрастный сынуля. — Хочешь, на колени встану?

За дверью что-то зашуршало и тихо стукнуло. Лера, завалившись на кровать, попробовала натянуть на голову подушку. Неожиданный звонок телефона испугал. Дёрнувшись, она перевела взгляд на экран коммуникатора, лежащего рядом, и облегчённо вздохнула. Кирилл.

— Кириюшка, — зашептала девушка в динамик. Миловидное лицо осветилось счастливой улыбкой. — Привет! Да всё нормально… Просто мама приехала. Ты как? — Она мечтательно откинулась на подушку. — Не волнуйся: дядя — за нас, мама тоже знает… — Тихонько засмеялась. — Нет. Не в восторге…

Они шептали друг другу милые, нежные глупости, отрешившись от всего вокруг. А за дверью время от времени завывал с новыми покаяниями Корсаков, да стенали обе родительницы: Элеонора уговаривая, а мама, ругая дочь за несговорчивость.

Суета продолжалась ещё около часа. Потом затихла, сойдя на нет. И Лера расслабилась. Ей давно требовалось посетить туалет, но осада комнаты не позволяла расслабляться, а личные принципы на время решительно отодвинули на задний план физиологические потребности. Не сумев больше терпеть, прокралась к двери и прислушалась. Тишина. Минутное колебание и рука сама потянулась к замку: два щелчка, и дверь бесшумно открылась.

Картина, открывшаяся взгляду, невольно заставила отшатнуться. Вровень до колена вход в комнату был завален красными розами. Сразу за ними, прислонившись к противоположной стене, на полу сидел Гриша. На лице — отрешённость и апатия. На мгновенье у Леры создалось впечатление, что Корсаков её не замечает.

«Господи, он точно не в себе! — болезненный сгусток жалости к парню судорожно запульсировал в душе. Она посмотрела на цветы. — К чему столько? Здесь точно штук пятьсот, а то и больше! Красиво мирится…»

Последняя мысль отрезвила. Злость всколыхнулась и ядом полилась на жениха.

— Гриш! Зачем устраивать из квартиры мемориал? — жёлчно позвала она. — Это у тебя такая новая фишка: гадишь, а после прикрываешь содеянное цветами?