- Да что у меня ценного? Миллионов нет... И, кстати, ничего, вроде бы, не взяли... 

   - Сейчас, Анечка, самое ценное - информация, именно она миллионы приносит... 

   И только по дороге домой, сидя на заднем сиденье Одинцовского служебного автомобиля, я вдруг подумала, что он-то не предложил мне помощь! Я не попросила, это правда! Но и он не предложил! Совет дал на словах, а вот о том, каково мне будет одной находиться в доме, где чужие люди копались, даже не подумал! Или подумал, но решил, что это - сугубо мои личные проблемы? 

    Моя рука в его руке стала чувствовать себя еще неуютнее - так и хотелось вырвать и не касаться его кожи! Хотя я очень старалась думать о том, что руки у него горячие, что кожа мягкая, что пальцы ухоженные и при осторожном сжатии чувствуется скрытая мужская сила... 

    А если по-честному, то хотелось плакать. И вовсе не оттого, что я боялась людей, хозяйничавших у меня в доме. Вовсе не оттого, что Одинцов не предложил своей помощи! Мне плакать хотелось оттого, что я совершенно ничего не чувствовала сейчас! Мне так хотелось чувствовать! Мне так хотелось хотеть его тепла! Но не получалось! Наоборот, всем телом, всей душой я стремилась оттолкнуть, отодвинуться подальше, чтобы не касаться даже, как если бы передо мной ползал большой и толстый червяк с бугристой красной кожей, и меня так и подмывало залезть на сиденье с ногами, прижаться к двери машины и орать на него что-нибудь бессмысленное, только чтобы полз в другую от меня сторону! Ой, дура - прав был Мерцалов! Такой мужик классный в кои-то веки попался! А ты его с червяком сравниваешь!

9. 9 глава

    К половине одиннадцатого я выкурил половину остававшейся пачки сигарет. Потом докурил почти все собственные бычки, которые складывал на блюдце, взятое у Аньки в кухне и установленное на ступеньке крыльца рядом. Уйти за сигаретами к Семенычу не мог - вдруг воры вернутся или эта зараза приедет со свидания и будет трястись от страха тут одна. А курить хотелось так, что уши глохли!

   Сколько жрать в ресторане можно? Ну, час, ну, два от силы! А за четыре часа, с потраченными двадцатью минутами на дорогу, можно было нажраться на неделю вперед, потрахаться, пожрать еще раз и вернуться! Чего так долго-то?

    А вдруг и правда, он ее жарит где-нибудь в гостинице? Или вообще к себе домой повез? Сука!!!! Отчего-то задрожавшие руки сами потянулись к блюдцу с окурками. Надо было не отпускать! А с другой стороны, ведь как-то ты, Мерцалов, пережил ее брак с Максиком! Столько лет в тюряге каждую ночь представлял себе, как твой бывший дружок спит с твоей бывшей женой! Зубами скрипел от бессилия! А пережил, принял это! Да, собственно, ты сам, своими руками, свою женщину положил в кровать другого мужика! И тот факт, что это был Николаев, обожавший ее, любивший не меньше, чем ты сам, не успокаивал, как был должен, а распалял злость еще сильнее! Тогда не мог по-другому! Просто не мог! 

    А сейчас мог! Мог не пустить! Мог начистить рожу ее кандидату и отправить его восвояси несолоно хлебавши (сам, правда, тут же отправился бы на нары, но и хрен с ним!)! Сейчас мог, да только потом она и близко подойти бы не позволила! Я ее хорошо знал. Удивительно, что она вообще разрешила мне здесь остаться...

    Появившиеся вдалеке на темной заснувшей улице огоньки фар, заставили подхватиться с места. Так! Ждать здесь, как заботливый папочка загулявшую дочку, или зайти в дом и оттуда понаблюдать за продолжением марлезонского балета? Зайти в дом было бы правильно, но к чему тогда было демонстрировать себя, когда он ее забирал? Нет уж, пусть прощаются у меня на глазах! Прикурил последний оставшийся бычок и приготовился смотреть "кино".