Проходя мимо ванной, я зацепился взглядом за случайный блеск и замер.
Дверь, как и все в этом доме, была старой. Старой, покосившейся, с трудом закрывающейся на ржавый замок. И петли скрипели. А еще между косяком и ссохшимся полотном двери зияла огромная щель.
— Баю-баюшки-баю, — негромко тек сквозь плеск воды знакомый с детства напев.
В коридоре пахло ванилью. И чем-то еще, таким же женским, капризным и томным. Немного — чистящим средством. Влажным мелом. Неистребимым запахом долго пустовавшего старого особняка. Сыростью.
Ваниль доминировала.
Контур двери, обведенный узкой полоской желтого света — и длинная щель вдоль косяка.
Чай. Кухня.
Мэтт, ты хотел пить.
— Спи мой маленький малыш...
Тихо-тихо, аккуратно-аккуратно, чтобы не потревожить певучих досок пола, я сделал шаг…
...назад.
Длинная щель перед глазами, и ванная комната залита маслянистым светом, и обзор не слишком обширный — но если есть опыт наблюдения из укрытия, то можно увидеть…
— Тебе песенку пою…
...можно увидеть всё.
Белые плечи в мыльной пене.
Изгиб спины.
Округлая попа.
— С неба опускайся, тишь…
Узкие ладони медленно двигались по телу, темные пряди прилипли к коже.
Плавное движение кистей вниз, размазывая мыло. Медленное, неторопливое — вверх.
Ее руки скользили по груди, я этого не видел, но воображение, встрепенувшись, дорисовывало — упругие полушария, бледно-розовые соски, разводы белой пены с ароматом ванили…
Темная наклонилась взять мыло, вспенила его в ладонях, затем вернула брусок на место. Ее рука опустилась вниз — и меня словно молнией прошило, а услужливое воображение развернуло перед мысленным взором дополненную картину.
«Мэттью Чарльз Энтони Тернер! Немедленно пошел отсюда к черту!» — зло приказал я сам себе.
Но сумел только закрыть глаза.
Лучше бы не закрывал.
Лучше бы вообще не выходил из своей спальни.
Темная снова запела — без слов, один только старый, как мир, мотив, и от грудного голоса по моей коже пробежала дрожь. Глаза распахнулись обратно сами собой.
Я простоял там до тех пор, пока она не потянулась за полотенцем, готовясь завершить водные процедуры, и лишь тогда я нашел в себе силы отлепиться взглядом от щели и бесшумно покинуть свой пост.
На кухне я некоторое время простоял, вперившись взглядом в раковину, не в силах сообразить — а что я здесь делаю?
Потом налил себе воды из графина, жадно выпил ее и, только убедившись, что наверху хлопнула дверь, покинул свое убежище.