Комбат прибыл с проверкой, чтобы на месте разобраться, как идут дела у строителей. Подполковник Туманов оценил обстановку и понял – к сроку не успеть, темпы далеко не рекордные, и следовало поднапрячься. Но каким образом? Самым простым – советским: следует усилить воспитательную работу, поднять морально-волевые качества, воодушевить бойцов, живущих в лесу два месяца. Кто будет воодушевлять? Конечно же ответственный за это дело – капитан Громобоев!
– Не обессудь, но тебе надо самому отправляться в полевой лагерь, тем более что Ленинские комнаты не имеют даже каркаса. И офицериков подгоняй, пить им не давай! – напутствовал Эдика комбат. – Сейчас у тебя там лишь столбы по углам стоят, а ты тут сидишь, газетки почитываешь да бумажки пописываешь и усом не ведешь.
– У меня нет усов, – ухмыльнулся капитан.
– Так заведи их себе, чтоб мотать приказания на ус! Эх, распустились в батальоне офицеры! Накажу кого попало и разберусь как-нибудь! – выдал любимый свой перл Туманов и на этом окончил дискуссию.
Приказ комбата Эдуард воспринял без воодушевления, тем более что другие заместители – ни начальник штаба, ни зампотех – в лесу жить не собирались. Конечно, дома, в новой квартире под бочком у жены, спать гораздо приятнее, чем кормить в палатке комаров, но что делать, приказ есть приказ. Громобоев собрал необходимые вещи в походный чемодан – и в путь…
Вновь началась походная жизнь и работа на природе, почти как в Афганистане, только вместо гор и пустыни леса и болота. Через месяц Ленинские комнаты, бытовки и столовые (то, что поручил комбат сделать лично ему) стояли практически в полной готовности, не хватало лишь самой наглядной агитации, но эти щиты, оформленные текстами и фотографиями, лежали на складе в полку и к осени их должны были подвезти. Работа шла спокойно, размеренно, без нервотрепки. И вдруг как гром среди ясного неба – проверяющий.
Однажды утром, когда полусонные солдаты едва успели помыться и позавтракать, к полевому лагерю будущего полка подкатил уазик, из которого выбрался седовласый полковник. Пузатенький начальник огляделся, нашел глазами Эдуарда и поманил его пальчиком.
– Я полковник Алексаненко, представитель политуправления округа, – назвал себя полковник и брезгливо оглядел строительный беспорядок. – Кто такие? Что вы делаете?
Взводные, старшина и солдаты, словно призраки, моментально исчезли, нырнули в кусты и разбежались по возводимым объектам.
– Танковый батальон пулеметного полка, – ответил Громобоев. – Ведутся плановые работы по обустройству лагеря.
– Почему не брит? – последовал следующий вопрос грозного начальника. Громобоев действительно брился по старой афганской привычке (словно вновь был на войне) через день, а то и через два на третий. – И сапоги не чищены. Что за вид у вас, капитан? Выглядите как колхозный бригадир. Позор! Ведите меня к Ленинским комнатам, показывайте свою работу!
Эдика обеспокоило, что этот сердитый полковник настроен был как-то уж слишком агрессивно.
– Где наглядная агитация лагеря? – брызгал слюной Алексаненко, выговаривая капитану и окидывая взглядом полевой лагерь. – Почему нет свежего боевого листка? Где ваша стенгазета?
Громобоев не нашелся что сразу и ответить, вроде бы надо делом заниматься, некогда солдат отвлекать на разные глупости. Но полковник и не ждал оправдательного ответа, наоборот, отодвинув капитана, как ненужную преграду, чуть в сторону, он неспешно зашагал, важно заложив руки за спину, по протоптанной в густой траве дорожке. Миновав ряды казарм и бытовок, они с Эдуардом вышли к каркасам Ленинских комнат. Минуту назад ярко блестевшие хромовые лакированные сапоги начальника заметно потускнели от пыли. Громобоев скосил на них глаза и улыбнулся. Алексаненко заметил улыбку, и тень неудовольствия вновь пробежала по лицу. Он отряхнул руками брюки, протер платочком носки сапог и вошел внутрь первого остова. Начальственным взглядом полковник окинул сооружение и покачал головой. Проверяющий пробурчал что-то себе под нос, и они перешли во второй, а затем и в третий потенциальный центр идеологической и воспитательной работы, но чем дальше шла обзорная экскурсия, тем все больше мрачнел полковник. Внешний вид «чумовых» Ленинских комнат его явно не удовлетворил.